Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я поговорю с отцом…
Видно, поговорил, потому что Батый снова позвал к себе, но не в шатер, а на охоту, туда, где их подслушать трудно.
Они сидели на разостланном прямо на земле ковре и пили кумыс, к которому Александр довольно легко привык. Верные нукеры стояли достаточно далеко, чтобы ничего не слышать, но достаточно близко, чтобы никого не подпустить.
Глаза Батыя впились в лицо молодого князя:
– Я не верю, что твоего отца отравила Туракина-хатун. Она, конечно, женщина, а женщины все подвержены страстям, но Туракина умная женщина, у которой страсть никогда не мешала делу. Ярослав был нужен и мне, и Туракине. Это не она.
Хан замолчал, но что-то в его молчании было такое, что заставило и Ярославича не проронить ни слова, Батый словно не договорил и пока прикидывал, стоит ли вообще договаривать.
Александр уже понял, что монголы народ особенный, с ними торопиться и пустые слова произносить никак нельзя. Он не зря молчал, Батый заговорил сам:
– Будешь в Каракоруме, не пытайся вызнать кто, сам обратно не вернешься. Понимаю, что горько, но терпи, если выжить хочешь.
Ярославич понял, что удостоился особой заботы и откровенности Батыя, и в знак благодарности склонил голову:
– Сделаю, как советуешь, хан.
– Будь осторожен с твоими единоверцами, подозреваю, что их вина во многом. Иди.
Все, больше Батый не желал говорить ничего, и настаивать не стоило. Александр, коротко кивнув, поднялся. По отношению к тем, кого уважал, хан первым поворачивался спиной, не заставляя ползать задом наперед, так и с Александром.
Невеселым получился разговор, понятно, что Батый знал много больше, чем говорил, но Александр понимал и другое: если сам не сказал, то допытываться не стоит. Предстояла трудная поездка в Каракорум без малейшей уверенности вернуться живым.
– Пока возвращайся домой, в Каракорум поедешь позже, я скажу когда. Только будь осторожен и дома, не сделай лишнего…
О чем это он? Но князь уже знал, что Батый ничего не говорит зря, надо прислушаться.
Наконец, когда я уже была готова сама рвануть в шатер к Батыю и хорошенько потрясти его за воротник расшитого халата, чтобы проснулся, от хана передали приказ: возвращаться в Новгород и ждать.
Чего это я, интересно, должна ждать? Он что, тупой, что ли? Ну, тормоз несчастный, ему предлагают помощь против смертельного врага, и кто предлагает, я, которая осталась жива после того, как у него на глазах погибла!
Вятичу я, вернувшись, так и сказала:
– Дурак твой Батый, даже спасать не хочется.
– Не спасай.
– Шутишь?
Муж пожал плечами:
– Ну, если не хочется.
– Ага, а завтра Гуюк соберет войско и попрет сначала на Сарай, а потом и на всех, кто на стороне Батыя! И что, снова его у Игнач Креста останавливать? Гуюк знаешь какой мерзавец!
– А ты откуда знаешь?
– Слышала, рассказывали.
Я вдруг принялась читать Вятичу лекцию о том, что Батый, хоть и самый сильный из ханов Орды, но стоит несколько в стороне. Смешно, но остальными улусами правят женщины – вдовы бывших ханов. Самая приличная у них мать Мунке Сорхахтани-беки. С этой теткой, по слухам, можно договориться добром, она не склонна рвать на части и резать крупными ломтями. И она на стороне Батыя, в отличие от той самой Туракины.
Я говорила много о чем, вываливая все, что успела узнать в ставке. Пока наш Чекан лазал по рынку и вынюхивал про обычаи, я предпочитала разбираться в политической ситуации в Каракоруме. Помогло, теперь была подкованной, как никто.
Вятич внимательно выслушал мою сбивчивую речь и кивнул:
– Молодец, многое узнала. Упустила только одно: папских посланников. Это самая опасная сила для тебя и князя Александра.
– Да, крутился там один гаденыш, Плано Кар…
Я замерла, подавившись собственными словами. Вятич хмыкнул.
– Вятич, это был Плано Карпини! Как же я сразу не сообразила?
Тот самый Карпини, что рассказал об отравлении князя Ярослава Всеволодовича. В ту минуту я ничуть не сомневалась, что это именно Карпини и сделал!
– Невскому нельзя ехать в Каракорум, пока жив Гуюк. Это смертельно опасно. Снова отравят и на Гуюка свалят, или на Сорхахтани вон, чтобы всех перессорить.
– Он не может не ехать, Настя. Это приказ, такое не обсуждается, иначе действительно тумены Гуюка будут здесь.
– Значит, я должна опередить.
– Кого?
– Всех. Так, мне пора обратно к Батыю, и пусть помогает добраться до Каракорума как можно быстрее.
– Может, пообедаешь сначала, воительница?
– Смеешься? А зря, все серьезно. Гуюк может уничтожить Батыя.
– Что-то я не пойму, ты его защищать собралась, что ли?
– Хватит ерничать, ты же прекрасно понимаешь, что Батыя нужно спасать.
– Понимаю, Настя, только это слишком опасно. А потому ты никуда не поедешь.
Еще полгода назад я бы фыркнула, мол, тебя не спросила, теперь я хорошо знала, что иногда сначала лучше согласиться, отступить или сделать вид, что отступаешь… Но Вятича обмануть не удалось.
– И не разыгрывай из себя послушную овечку. Отпустить тебя с князем Александром в ставку я мог, но одну и в Каракорум нет.
И снова я подивилась себе, я не стала канючить, ныть, уговаривать, просто по‑деловому поинтересовалась:
– Ты можешь предложить другой выход?
– Не знаю, надо подумать.
– Ну, думай, только не долго.
– Ты куда торопишься?
– Гуюк может прийти.
Вятич трижды сплюнул и постучал по дереву, хотя стучать по чему-то другому было просто проблематично, пластика вокруг не наблюдалось.
Из истории мы знали, что Невский поедет, но Гуюка в живых уже не застанет, будет иметь дело с его вдовой Огуль-Гаймиш, тоже бабой противной, да еще и шаманисткой к тому же.
– Вятич, а ты не помнишь, как там умер этот Гуюк?
Вятич нахмурился. Почуяв, что дело нечисто, я настаивала:
– Как?
– Был отравлен непонятно кем и неизвестно как. Только это вовсе не означает, что именно тобой!
– Ни-ни, как ты мог подумать?! Я и яд вещи несовместимые! Никакого отравления, я его придушу.
– Когда ты станешь серьезной, а? Сына скоро женить, а мамаша как дитя малое.
Вятич был прав, я по‑прежнему чувствовала себя той самой девчонкой, что дурачилась вместе с Лушкой, и взрослеть не собиралась. Так легче.
У нас больше не было разногласий с мужем по поводу убийства или спасения Батыя. Я приняла его точку зрения, что из двух зол иногда приходится не только выбирать меньшее, но это меньшее еще и защищать, чтобы не было хуже.