Я наконец поняла. Он не хотел присутствия хайтонов у нас в спальне, где мы только что занимались любовью.

— Хорошо.

Я пропустила всего полминуты речи. Я сидела на диване перед голоэкраном, пока Джарит наливал себе выпить. Собственно, ничего особенного Джейбриол не говорил: обычный купеческий треп насчет того, какие они все замечательные. Это не было похоже на него. Но не это беспокоило меня. Для тех, кто не знал его — в данном случае это относилось почти ко всей Галактике, — он представлялся самым обычным хайтоном. Но я-то его знала. Я видела его изнутри — тогда, на Делосе. Человек, читавший речь, был накачан каким-то наркотиком.

Джарит сел рядом со мной, держа в руке стакан. На этот раз он налил себе виски. Он сделал большой глоток, как завороженный глядя на экран. Но Джейбриола он почти не замечал. Он не сводил взгляда с Куэлена.

Что же за сила такая у этих хайтонов, что они устрашают нас даже по головидению? Может, это язык их тела, или то, как они стоят, или тембр их голосов, или движения рук? На каком-то уровне, скорее подсознательном, мы узнаем их. Одного имени Куэлена было достаточно, чтобы у меня мороз пробежал по коже. Почему он стоит там, рядом с Джейбриолом? Какое он имеет отношение к наследнику престола?

Потом меня пронзила ужасная мысль. Возможно, Ур Куокс отдал Джейбриола на попечение Куэлена. Император Эйюбы являлся носителем рецессивных генов псиона. Он рон только наполовину, так что признаки ронов в нем практически не заметны. Но вдруг он ощущает какие-то проявления эмпатии? Вдруг это делает его достаточно человечным, чтобы он жалел своего сына? Возможно, он доверил сына Куэлену, поскольку не может заставить себя обречь Джейбриола на ту участь, для которой тот был рожден.

Мне не хотелось даже думать о том, во что превратится жизнь Джейбриола с Криксом Куэленом в качестве наставника. Я даже представляла себе, что случилось. Джейбриол отказался выступать, и Куэлен заставил его с помощью наркотика, а может, еще и угрожая физической расправой. А еще страшнее то, что Куэлен мог обойтись и без наркотика или насилия. Судя по всему, он проводит с Джейбриолом довольно много времени. Значит, ему не составит труда создать удовлетворительный компьютерный образ наследника хайтонов, который выступит для него с любой речью — если он хотел контролировать только слова Джейбриола.

Джарит так и сидел, не в силах оторвать взгляда от Куэлена, бледнея все сильнее и сильнее. В конце концов я не выдержала и приказала Пако выключить передачу.

Экран погас. Джарит с облегчением посмотрел на меня.

— Тебе действительно приходится смотреть каждое их выступление?

Я кивнула:

— Знать врага в лицо и все тому подобное.

— Знаешь, это было плохо и раньше, когда Куокс не имел наследника. По крайней мере мы могли надеяться, что он станет последним хайтонским Императором. Но теперь, когда из ниоткуда возник этот его наследник… — Джарит поежился. — Иногда мне кажется, что это не кончится никогда.

Как это может кончиться? Если бы у Куокса и не обнаружилось наследника, его трон занял бы другой хайтон. Новый Император был бы не лучше Ура Куокса, возможно, даже хуже. Надежда на то, что хайтоны эволюционируют в более нормальных людей, несбыточна. Аристо генетически запрограммированы оставаться аристо. И время не улучшит их генетику. Их помешательство на чистоте генофонда имеет под собой основания. Они и впрямь представляют собой патологическую ветвь рода человеческого, всеми силами оберегающую эту свою патологию.

И среди всего этого стоял опоенный наркотиками Джейбриол — единственный, кто мог бы остановить эту войну без границ, сев за стол переговоров.

Или поставив Сколийскую Империю на колени.

— Есть люди, которым пришлось вынести куда больше, — сказала я. — Я пережила всего три недели этого.

— Вы считаете, что, если это длилось три недели, а не три года, — возразил Тагер, — ваши шрамы будут менее заметны?

Я беседовала с ним, стоя в безопасном месте у книжной полки. За пять раз, что я приходила к нему, я ни разу не села. Сидя, я чувствовала себя уязвимой. Сам Тагер обычно стоял — так, как сейчас, у своего рабочего стола. Наверное, он избегал подходить ко мне вплотную, чтобы это не воспринималось как давление.

— Послушайте, — сказала я. — Большинство Источников живут в неволе всю жизнь. То, что случилось со мной — пустяк.

— Вы ошибаетесь.

— Меня готовили…

— Дерьмо!

Я заморгала, ошеломленная резкостью его реакции. Очень уж это не вязалось с его характером, во всяком случае, с той его стороной, которую он показывал мне до сих пор.

— Почему вы так говорите?

— Никакая подготовка не защитит вас от того, что делал с вами Тарк, — сказал Тагер. — Да, у вас крепкая броня. Но под этой броней живет человеческое существо. Вас истязали психически и сексуально, и то, что вы праймери, что это длилось всего три недели, что вас готовили переносить боль, что другим приходилось еще хуже, — все это не сделало ваши раны менее глубокими.

— Но это было десять лет назад, — возразила я. — Мне полагалось давным-давно пережить и забыть все это.

— Почему?

Почему? Опять этот его вопрос, от которого можно сойти с ума.

— Потому что время залечивает раны.

— Только если вы относитесь к ним серьезно, — голос Тагера смягчился. — Подавление воспоминаний о пережитом — защитная реакция, она позволяет вам выжить. Но как бы вы ни отрицали этого, то, что произошло, продолжает влиять на вас. Это может подорвать вашу уверенность в себе, ограничить вашу дееспособность, помешать устанавливать и поддерживать отношения.

— Вы считаете, что мои проблемы с общением проистекают из этого?

— Не исключено.

Я отступила на шаг от него:

— Я просто слишком чувствительна.

— Почему вы так считаете?

Я фыркнула:

— Месяц назад я ходила в кино. На один из этих фильмов про обезумевших Демонов. Я просто рассвирепела. Я ушла с сеанса и испортила впечатление всем, кто пришел со мной. Потом я чуть не заехала по морде тому, кто сказал, что мое поведение его раздражает. Вы не называете это неадекватной реакцией?

— Нет, — ответил Тагер. — Особенно учитывая ваш боевой опыт.

— Но люди, бывшие со мной, считали меня сумасшедшей.

— То, что они не знали причины, заставлявшей вас реагировать так, еще не говорит о ненормальности вашего поведения.

Ну почему он не понимает?

— Да поймите же вы! Я чуть не убила человека только за то, что он раздражал меня.

— Вы чуть не убили его, поскольку его действия напомнили вам то, как вас неоднократно жестоко истязали.

Неужели он действительно верит в то, что Хилт пробудил во мне воспоминания о Тарке? Неужели этот хайтон до сих пор обладает надо мной такой властью — теперь, спустя годы после своей смерти?