— Не совсем верно, — отвечает шеф. — Для меня реактор только тогда остановлен, если переведен в холодное докритическое состояние. Если стержни опускают, то реактор находится хотя и в докритическом состоянии, но он еще не остыл. Еще горячий реактор мы не можем предоставить самому себе. Здесь мы не можем, как в автомобиле, просто вынуть ключ зажигания и пойти своей дорогой.

— Ключ зажигания? — повторяю я. — Он все-таки есть?

На лице шефа появляется выражение муки, он возмущенно качает головой, но, несмотря на это, говорит: «Да!»

— И его вы всегда носите с собой?

Шефа явно злит отступление от темы.

— Конечно же, и как раз в правом кармане брюк, — отвечает он неохотно.

Я намечаю на будущее при первом удобном случае еще раз спросить об этом одиозном ключе — так просто шеф от меня не отделается.

— Не будем отвлекаться от темы, а станем действовать по порядку, — говорит шеф решительно. — Таким образом, вот это — оборудование. А теперь заставим работать реактор. Для того чтобы его запустить, мы говорим, «сделать критическим», я использую два источника нейтронов. А нейтроны вызывают затем цепную реакцию.

— Это звучит настолько просто, как и убедительно, — говорю я только для того, чтобы доказать шефу, что я следую за ходом его рассуждений и не занимаю свою голову вопросом о ключе.

— А это и есть просто, — отвечает шеф резко.

Я же думаю: сейчас реактор, слава богу, работает! А шеф уже снова рассказывает профессорским тоном:

— Для запуска реактора должны быть выполнены несколько пусковых условий. Между прочим, требуется наличие и регистрация потока нейтронов… — шеф замолкает. Он, очевидно, толком не знает, как объяснить мне процесс. Я демонстрирую свою малость: шеф должен ясно почувствовать: он имеет дело с тупым непросвещенным человеком, который хочет подружиться с наукой.

«…наличие и регистрация», — повторяет он так нерешительно, как будто потерял нить повествования.

— Как это регистрация? — спрашиваю я быстро. Я веду себя, как спортсмен, который разгоняет санки, чтобы они достигли нужной скорости.

— Существует несколько методов измерений. У нас счетчики на основе бортрифлорида. Они регистрируют нейтроны, а именно через вторичный процесс.

Когда шеф замечает, что я чего-то не понимаю, он говорит:

— Давайте-ка сначала смочим язык. — Он ставит на прилавок две бутылки пива. Сделав большой глоток, он делает над собой усилие и начинает снова: — Итак, если пусковые условия выполнены, осуществлен необходимый контроль и не обнаружены недостатки, то реактор может быть пущен. Это происходит очень просто с помощью кодового переключателя и зонда для магнитного тока для сцепления. Теперь с помощью переключателя я могу группами выдвигать с помощью электромоторов регулирующие штифты, то есть приподнять их, вытащить из активной зоны реактора. При этом речь идет всего о миллиметрах, должен вам сказать. Как только одна группа полностью вытянута, за ней следует другая. Поток нейтронов растет, реактор становится критическим.

— Можно ли, выражаясь моим вульгарным языком, сказать: печь разгорается?

— В целом это неверно, — говорит шеф, — но вы можете спокойно говорить и так. Однако мы еще не дошли до конца: при дальнейшем вытягивании стержней — при этом мы должны учитывать период реактора и поток нейтронов — мы начинаем медленную ядерную растопку. Следствием этого является рост давления и температуры в напорном резервуаре.

Я снова закатываю глаза. Шеф видит это и бормочет:

— Еще проще об этом сказать невозможно. Это понял бы даже мой сын.

— Он наверняка умный ребенок. Ничего удивительного при такой наследственности, — подтруниваю я.

Шеф пропускает это мимо ушей и кратко говорит:

— В ближайшее время посмотрим все это в натуре — вот до этого! При этом он указывает шариковой ручкой на пространство между камерой безопасности и напорным резервуаром.

Я делаю глубокий вздох — не для того, чтобы расслабиться, а для того, чтобы доставить удовольствие шефу. Он должен видеть, как сильно он измотал меня. Затем я спрашиваю:

— А сколько лет вашему мальчику?

— Четыре года, — отвечает шеф. — При неправильном обслуживании реактор, между прочим, отключается сам.

— Это успокаивает, — говорю я шефу в приступе озорства, считая, что на сегодня это конец, реактор отключился.

Но тут шеф начинает еще раз:

— Топливные стержни центральной части омываются водой первичного контура. При этом вода первичного контура нагревается. Одновременно она служит тормозом для быстрых нейтронов — в качестве замедлителя для термализации нейтронов. Наш реактор работает на тепловых нейтронах.

Так как я снова смотрю с изумлением, то шеф начинает спотыкаться. Хорошо, думаю я, надо просто принимать все на веру и держать ушки на макушке.

— Первичные циркуляционные насосы, расположенные сбоку напорного резервуара, гонят воду первичного контура снизу через центральную часть наверх к парогенераторам. Она покидает парогенераторы, имея температуру 267 градусов Цельсия. Когда она поступает в парогенераторы, то имеет 270 градусов Цельсия. Это же все очень просто.

— Как на карусели, — добавляю я, но сразу же сожалею о своей нескромности.

Вопреки ожиданию, шеф воспринимает мою болтовню всерьез:

— Да, именно так. Между прочим, эту печь построили «Дойче Бабкок, Вилкокс — заводы по производству паровых котлов» и ИНТЕРАТОМ — это международная фирма по строительству атомных реакторов с ограниченной ответственностью.

— Причем последнее, надеюсь, относится только к капиталу фирмы, — снова пытаюсь я острить, но натыкаюсь на укоризненный взгляд. Шеф делает приличный глоток из своей бутылки и продолжает говорить. Но я воспринимаю лишь фрагменты.

— Поток нейтронов контролирует ионизационная камера — реактор, между прочим, сконструирован таким образом, что работают только термические нейтроны, при повышенной потребности в энергии стержни просто поднимают. — Шеф видит, что у меня слипаются веки и спрашивает: — Достаточно на сегодня?

— Да, достаточно! — Я поднимаю руки, чтобы показать, что сдаюсь.

Шеф выпивает свое пиво до конца, ставит пустую бутылку на металлическую стойку и говорит с явным триумфом в голосе:

— В ближайшее время я возьму вас с собой в камеру безопасности, если это вам подходит.

— Еще как! А почему не сразу завтра?

— Посмотрим! — говорит шеф.

На свежем воздухе, который ощущается не таким уж свежим, у меня после помещения с кондиционером выступает пот. Теперь моим серым клеткам нужен отдых, и тогда мне на ум приходит Ангело — Ангело, старый матрос с измятым, продубленным солнцем лицом, которого я принял за испанца, пригласил меня в свой кубрик. Он объяснил мне, что его зовут не Ангело, а Ангелов, и родом он из Варны, но имеет немецкий паспорт.