* * *

Он вышел на крыльцо, остановился. Облачко набежало на солнце, и день слегка померк, но чувствовалось, что это ненадолго, что сейчас оно скользнет дальше, полетит по своим делам, и день снова станет ярким и нарядным. Жужжали пчелы и цветочные мухи, вдоль дорожки стояли пики нарциссов, источая сладкий тонкий аромат, будивший неясные воспоминания о чем-то таком далеком, что то ли было, то ли нет, а вот поди ж ты, томит сердце! Зеленели светло молодые кленки, подлесок, насеявшийся от кленовых семян-носиков. Радостно светились в траве желтые одуванчики и маргаритки. Все буйно лезло кверху, расталкивало соседей, кричало: «А вот и я! Я живу! И это мое место под солнцем!»

Долговязый молодой человек в мятом темно-зеленом халате стоял, опираясь на безухого льва, и с наслаждением курил.

– Устал д-до чертиков! – сказал он, повернув к Кузнецову свое бледное худое и небритое лицо с широко расставленными выпуклыми глазами очень светлого зеленоватого оттенка. – Не ночь, а к-конвейер! Заменял к-коллегу… в интересном положении. Как только не твое д-дежурство, на подмене… ни м-минуты покоя. Уже подмечено. Два ножевых, п-проникающих… и огнестрел. И чем д-дальше – тем хуже.

Он приложил к груди руку с дымящейся сигаретой. Речь его была бессвязной, он с трудом подбирал слова и слегка заикался.

– А п-под утро привезли эту дивчину… в люксе! – Отвечая на вопросительный взгляд Кузнецова, объяснил: – В четвертом б-боксе, для тяжелых… Н-ну, доложу я вам! – Он глубоко затянулся, помолчал, рассеянно наблюдая за струйкой дыма, неровно поднимавшейся вверх. – Я м-многое повидал, п-поверьте… в лагере строгого режима вкалывал… четыре г-года, как штык… – Он снова замолчал. Кузнецов никак не обнаруживал своего интереса, просто смотрел. Он видел, что парню этому, хирургу, видимо, необходимо выговориться, что возбуждение его от усталости… хотя, возможно, не только. – М-мясники! Да п-попадись они мне… – Доктор отшвырнул в цветы докуренную сигарету и сжал кулаки. – Я бы их… на м-месте! Без суда и следствия! С-своими руками! Ищеек п-полно… а т-толку?

– Она будет жить? – спросил Кузнецов, догадываясь об ответе, но тем не менее надеясь.

– Жить? – доктор двинул кулаком по львиной голове. – Ей нечем жить! П-понимаете? Ей нечем жить! То, что она до сих пор жива… это п-противоестественно!

Он смотрел на Кузнецова выпуклыми очень светлыми глазами с красными веками. От него пахло спиртным.

Мы сидели за угловым столиком ресторанчика, куда Кузнецов пригласил меня на обед. Заведение называлось «Р. С. Ф. С. Р.». Вот уж странное это было местечко! Сначала посетителя поражал громадный плакат с Ильичом и надпись аршинными буквами: «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция!» На дальней стене висела картина, писанная маслом, – Сталин с трубкой и несколько военных склонились над картой мира. Еще одна картина – улыбающийся Юрий Гагарин в гирлянде из белых цветов, ликующая толпа вокруг. Над стойкой бара – выцветший плакат с красноармейцем в шлеме и со штыком, который упирал в зрителя указательный палец и строго вопрошал: «А ты записался в Красную Армию?»

На колоннах, ряд которых делил зал на две неравные части, на больших металлических крюках висели разнообразные и трудносочетаемые предметы. Помятый шахтерский фонарь и связки лука соседствовали с пионерским горном и барабаном; проволочная птичья клетка – с плюшевым медвежонком; медный таз, в котором когда-то варили варенье, – с пучками засушенных цветов; старый порыжевший клетчатый пиджак с плечами, подбитыми ватой, клетчатая кепка с пуговицей на макушке и громадный порыжевший мужской ботинок на кнопках… Официанты были наряжены в белые рубашки, к кармашкам приколоты комсомольские значки.

– Какое необычное место! – Я не могла опомниться от удивления.

– Да уж, – согласился Кузнецов. – Особенно, когда приходишь в первый раз.

– Потрясающе! И пришло же кому-то в голову!

– Мало ли что приходит в голову человеку с фантазией, – неопределенно заметил Кузнецов. – Известный вам Коля Астахов называет это местечко «Нарпит ностальжи а-ля-рюс».

Расторопный комсомолец-официант принес папки с меню. Названия блюд были под стать убранству: «Блинчики по-советски», битки «Даешь пятилетку!», тушеные грибы с овощами «По долинам и по взгорьям», мороженое «Стратосфера». Цены кусались. Ресторанный зал был почти пуст. Негромко играла музыка. «Что ты бродишь, чего тебе надо, – выводила гармошка, – что ты девушкам спать не даешь?»

– Леонид Максимович! – я сгорала от нетерпения. – Значит, Якубовская не убийца? И вы ее отпускаете?

– Отпускаем, Екатерина Васильевна, отпускаем.

– А кто же тогда настоящий убийца? Знаете, мы были у Наденьки Ковалевой, наследницы, она очень вас хвалила…

– Вы были с ней знакомы? – удивился Кузнецов.

– Почему были? Она… что?

– Она умерла, Екатерина Васильевна. Несколько дней назад, в больнице.

– Как умерла? – Я была ошеломлена. – Но… почему?

– Ее избили… Кто – пока неизвестно. Это не по нашему ведомству.

– Господи! – вырвалось у меня. – За что?

– Дело, насколько мне известно, в архиве генерала Медведева. Архив этот представляет ценность как средство шантажа. По слухам, за ним охотились две криминальные группы, они вышли на наследницу, и…

– Бедная Наденька, – пробормотала я. – Мы с Галкой были у нее… когда же? Совсем недавно. Какая трагедия! Сначала Медведева, а теперь она.

– Вообще-то она не племянница Медведевой, Екатерина Васильевна.

– Как – не племянница? А кто же она?

– И зовут ее не Надежда Ковалева. Она мошенница. Талантливая, нужно отдать ей должное. Четыре года в розыске. У нее много разных имен. С настоящей Надеждой Ковалевой она познакомилась в поезде в октябре прошлого года. Девушки подружились. Ковалева рассказала новой подружке про свою богатую тетушку, которая после смерти сестры вспомнила о единственной племяннице, деньжат подкинула, в гости зовет. Утром проснулась, а подружки и след простыл. А с ней вместе пропали паспорт, деньги и последнее письмо Медведевой. В ноябре мошенница явилась в наш город, понаблюдала за Медведевой издали, сообразила, что к чему. Нанялась на работу в косметический салон «Желтый ирис». Представила диплом косметолога. Уж не знаю, настоящий или липовый. Познакомиться с Медведевой для нее труда не составило, и вот она уже личная массажистка генеральши. И зовут ее Руслана Андреевна. Бывает у Медведевой, делает ей массаж и ждет удобного случая.

Кузнецов знал, как произошла встреча наследницы и «охотников», но рассказывать об этом Екатерине, разумеется, не собирался. Его просветил старинный приятель Миша Андронников, бывший коллега, который знал все, что творилось в кулуарах большой и малой местной политики.

– Квартира была под наблюдением круглосуточно, телефон прослушивался, наружка торчала перед домом. Никаких неожиданностей. Эта дура погорела из-за собственной жадности. Ей в кафе передали записку, попросили о встрече. В кино рядом с ней оказалась баба… Ее, кстати, тоже не удалось взять, ушла. Нет, раньше мы работали тоньше! – вздыхал Миша, разливая коньяк в стаканы. – Она предложила за документы десять тысяч зеленых. Той дуре сказать бы: знать не знаю, не видела, может, и проскочила бы, но она решила заработать. Знаю, говорит, есть бумаги, видела. Договорились о встрече на другой день вечером. А она уже через соседку успела продать вещички генеральши, меха, электронику, уходить собиралась. Налегке. А тут десять тысяч предлагают. Кто бы отказался?! Ускользнула от наружки – она, кстати, уходила от наблюдения без напряга. Та еще штучка, профессионалка. Встретилась, передала тем папочку, все честь честью. Там действительно были медведевские документы, но совсем не те, что требовались. Получила деньги. Все тихо и пристойно. Шум им тоже ни к чему. Домой она возвращаться не собиралась, а планировала сразу рвануть на вокзал и поминай, как звали. Доллары, между прочим, оказались фальшивыми. И пронесло бы, да она вдруг вспоминает, что забыла в квартире генеральши бесценные оригинальные эскизы какого-то художника начала века. А бандиты тем временем разобрались, что их кинули, и бросились за ней. Проникли через балкон в нежилую квартиру на первом этаже, предполагая, что подъезд может быть под наблюдением, оттуда – на лестницу. Уже не до конспирации было. И успели как раз вовремя – эта дуреха с папкой в чемоданчике как раз выходила из медведевской квартиры. Остальное – дело техники.