По мере нашего приближения к побережью я волновалась все сильнее, потому что мой план — найти мать Беллы — казался каким-то не до конца продуманным. У меня были фотография и имя. И все. А что, если никто не узнает Робин по фотографии? Что, если Белла оказалась на попечении Тревиса, потому что Робин была плохой матерью? Но когда мы проезжали мимо поворота на Атлантик-Бич, я поняла истинную причину своего беспокойства. Дорожный знак застал меня врасплох, и я поспешно отвернулась от него. Какая нелепость! Мне необходимо пройти через это. Джудит как-то раз сказала мне, что я должна снова выйти на пирс, чтобы избавиться от кошмарных видений того вечера, когда погибла Кэролайн. Мне нужно снова пережить этот ужас. «Вы превратили этот пирс во что-то такое, чем он не является», — сказала Джудит. Он стал для меня чудовищем, пожирающим мою душу. «Если вы когда-нибудь пройдетесь там, это положит конец вашим кошмарам». Я сказала, что этого не может быть. Это все равно что уговаривать человека, боящегося высоты, спрыгнуть с Эйфелевой башни. И все же Джудит, пожалуй, права.

Я развернулась и поехала назад. На этот раз перед поворотом на Атлантик-Бич я пристально посмотрела на дорожный знак.

— Мы немножко проедем в сторону, — сказала я Белле. Она не реагировала. Подпевая песенке из фильма, она запиналась на половине слов, но была полностью поглощена своим занятием.

В Атлантик-Бич было затишье. У пирса стояло много машин. Не давая себе времени на размышления, я быстро вышла из машины и открыла дверцу Белле. Меня сотрясала внутренняя дрожь. Белла не отрывалась от экрана видеоплеера.

— Мы пройдемся немного, — сказала я, потянувшись к ремню безопасности.

— Нет! — сказала Белла. — Я хочу смотреть.

Днем ей надо будет поспать. В Боуфорте есть большой отель. Много лет назад мы с Майклом там останавливались. В это время года там наверняка есть свободные номера. Мы зарегистрируемся и поспим. Потом мы пойдем по городу с фотографией Робин в руке и станем расспрашивать людей, не знают ли они ее. Я представила, как мы ходим по набережной из магазина в магазин, и вдруг вся эта идея показалась мне совсем нелепой и нереальной, но это было единственное, что я смогла придумать.

В настоящий момент у меня была более насущная потребность.

— Пойдем, детка, — сказала я. — Через несколько минут ты снова сможешь смотреть. Мы только пройдемся взглянуть на океан.

Я говорила так спокойно и храбро! Взяв ее за руку, я направилась к пирсу. В кассе, где пахло металлом, рыбой и солью, я взяла билеты. Через открытую дверь мы вышли на пирс. Дорога сначала шла по доскам, постеленным на земле, но уже здесь сердце у меня чуть не выскочило из груди.

День был ясный, солнечный, но рыбаков на пирсе было мало, не так, как в тот вечер, когда Кэролайн упала в воду. Ограда представляла собой горизонтально набитые доски между столбами. Их было две, но они были шире, чем мне запомнилось. Надежнее.

— Посмотри, там удят рыбу, — сказала я Белле. Я старалась говорить спокойно, ровно, но дыхание у меня было, видимо, затруднено, потому что между словами «посмотри» и «рыбу» мне пришлось сделать паузу, чтобы перевести дух. Мы прошли часть пирса, простиравшуюся над пляжем, но, когда мы приблизились к его надводной части, я не смогла сделать ни шагу дальше. Я видела дальний конец пирса, то место, где навсегда исчезла моя дочь, и доски у меня под ногами превратились в вату. Я ухватилась за спинку одной из скамеек, чтобы сохранить равновесие. Нет, мне никогда не сделать этого. Я подхватила Беллу на руки и почти бегом устремилась к выходу.

— Я хочу посмотреть рыбку! — заныла Белла мне в ухо.

— Нам нужно вернуться в машину, — возразила я. — Ты сможешь снова посмотреть фильм. А потом мы позавтракаем и пойдем спать.

В машине мне пришлось позволить ей пристегнуться самой, — у меня так дрожали руки, что я не смогла бы помочь ей, даже если бы она в этом нуждалась. Потом я села за руль, закрыла глаза и откинулась на подголовник. «Еще рано», — сказала я про себя. Если я не могла видеть мостик через ручей, как я могла вынести это? Я отдышалась, только приближаясь к Боуфорту.

Отель был на прежнем месте. Это было длинное трехэтажное здание с верандой, выходившей на море. В этот октябрьский полдень он был почти пуст. Мы зарегистрировались, и только в лифте, поднимаясь на третий этаж, я сообразила, что наш номер — 333 — тот же самый, где мы останавливались с Майклом. И как мне так не повезло, когда все номера пустые? Я хотела спуститься вниз и попросить другой номер, но Белла к этому времени уже раскапризничалась так, что я не рискнула.

В номере я уложила ее в огромную постель. Потом вышла на балкон и осмотрелась. Вдали был виден Кэррот-Айленд, и мне показалось, что я даже могу разглядеть пару пони. Я только теперь начинала успокаиваться после этих нескольких минут на пирсе. Поплотнее закутавшись в жакет, я села в кресло, оставив дверь в комнату открытой, чтобы услышать Беллу, если она проснется. Я помнила этот вид с тех пор, как давным-давно мы жили в этой комнате с Майклом. Кэролайн была тогда еще в проекте, как и другие наши трое или четверо детей. Наша семья. Будущее казалось таким простым и полным надежды. Мы думали, что можем его планировать. И контролировать. Я помнила, как я тогда любила Майкла. Как мы часто занимались любовью. «В этой комнате есть какое-то волшебство», — решили мы. Мы выходили погулять по городу, но, не пройдя и одного квартала, спешили вернуться в отель, чтобы снова заняться любовью. Я тогда училась на фармацевта и все время говорила о лекарствах и химикатах, а он слушал и задавал вопросы, как будто речь шла о чем-то удивительном и чудесном. Он рассуждал о «социальных возможностях игр», как он это называл. Я считала его самым замечательным человеком. Пылким идеалистом. Это было задолго до того, как он убежал от нас. От Кэролайн и от меня. Метафорически выражаясь. Нет, буквально! Мы тонули, а он сбежал.

Я добрался до Боуфорта на остатках бензина, бак был почти пуст. Всю дорогу я думал о том, что вся эта затея — чистое безумие. Я говорил всем, что мать Беллы живет в Боуфорте, но на самом деле она могла жить где угодно. Она действительно прожила там некоторое время, проходя реабилитацию, потому что моя мать знала кого-то, кто знал кого-то еще, кто был знаком с ее отцом. А теперь? Два года спустя? Я не мог представить, чтобы она осталась в таком маленьком местечке, как Боуфорт. Когда я позволял себе думать о ней, я воображал ее в колледже, она всегда хотела получить образование. Она мечтала стать медсестрой или даже врачом, не обремененная ребенком, о котором не захотела дать мне знать.

Единственной причиной, по которой здесь могла оказаться Эрин, — поиск матери Беллы. Я представил, как она ищет Робин по старой фотографии. Боуфорт — маленький городок, но не настолько, чтобы все в нем друг друга знали.

У меня не было фотографии Робин, но я знал ее фамилию. Если она только не вышла замуж. Эта мысль была мне как нож в сердце. А почему, собственно? Робин выкинула меня из своей жизни. А потом мне в голову пришла другая мысль: а может быть, она умерла? Господи, пусть она окажется живой и невредимой. Я искренне надеялся. Мысль о том, что она умерла, не успев пожить, казалась мне чудовищной. Хотя, где бы она ни была, чем бы ни занималась, не думаю, что она встретит Беллу с распростертыми объятьями, если Эрин появится у нее на пороге.