впечатлением слов Дона Абарбанеля. Она вычерчивает сложную и запутанную историю жизни Дики и Ганса. Еврейская и христианская кровь течет в их жилах. Мать Ганса уходит от мужа, доктора Блума, и возвращается в лоно католичества. Отец Дики вырос в религиозной еврейской семье. Он решает вернуться к своему предку, протестантскому пастору, чей сын в шестнадцатом веке создал в Венгрии династию религиозных евреев. Иудаизм изводит душу отцу Дика, и он принимает христианство.

Судьбоносная встреча христиан и евреев вызывает у Ганса и Дика вопрос их идентичности. Два студента спорят, кто из них больше еврей.

Дик Кель хочет отдалиться от Келей евреев и прусских протестантов. Только наука, по его мнению, может открыть ему правду жизни. Только наука позволит ему существовать духовно и по-человечески. Народ, религия, еврей, христианин, партия, мировоззрение – всё это лишь абстрактные понятия.

Роман развивается в сторону персонификации идей. Каждая идея соотносится со своим персонажем.

«Наоми, на этот раз нас выгонят из кибуца не из-за меня, а из-за тебя», – радуется Израиль.

Коммунисты, не могут простить Наоми, что она все глубже развивает тему сотрудничества коммунистов и нацистов. В коричневой форме, одни – со свастикой на рукаве, другие – с серпом и молотом, – вместе выступают против германского правительства, организуя забастовку работников транспорта.

Размышления Эрвина так напоминают слова, сказанные Израилем Меиру Яари: «Каким ничтожеством вы делаете человека, чтобы вся его жизнь совершалась по единственно верному мышлению, с единым долгом, без изменения. Какой никчемной вы делаете личность».

Тогда он вернулся в Бейт Альфа с твердым решением – не заниматься умственным трудом, а лишь физическим, ибо движение запрещает ему выражать себя. Меир Яари разгневался: «Ты оставляешь фронт борьбы, чтобы спрятаться между прекраснодушными профессорами. Ни Гершому Шалому, ни Бен-Сасону нет никакого дела до нашей борьбы за новый и лучший мир! Для такого человека, как ты, слов которого жаждут, как манны небесной, должна быть большая ответственность, чем у обычного обывателя. Возвращайся, чтобы шагать в общем строю!»

Отдаление Израиля от активной деятельности, отбрасывает его на обочину общества. На общих собраниях, которые организует Яари в кибуце Мерхавия, он демонстративно не дает слова Израилю, а только его идеологическим противникам, коммунистам.

А Наоми пишет диалог между коммунистами Эрвином и Гердой.

Осталась нам лишь сила души. Силы, которым вручены наши жизни, не в силах отобрать наши души. И душа моя любит тебя, Герда. Странно, что теперь, когда все разрушено, именно, в эти страшные дни я ощутил в себе любовь. Это талант души, как любой талант, и он обладает великой силой, если хочешь знать. Давай держаться друг за друга.

Наоми навсегда запомнила то, что слышала от жены коммунистического лидера Карла Ноймана в доме Гершома Шалома. И хотя она рассказывает о разрушении семьи коммунистов Герды и Эрвина, речь идет о разрушении подлинной чистой Германии. Отношения между Гердой и Эрвином осложнены. Герда надеется, что если Эрвин будет молчать, не будет выступать против совместной забастовки нацистов и коммунистов, она сможет смягчить позицию партии.

– Эрвин! – кричит Герда, – Если ты меня любишь, почему оставляешь меня на произвол судьбы?

– Я оставляю тебя, Герда? На кого?

– В их руки! Я остаюсь у них заложницей, Эрвин. Не только потому, что, по-моему, нельзя оставлять воюющий фронт, не только потому, что оставлять его я считаю предательством. Не из-за всего этого я осталась с ними. Я не хочу потерять свой дом. Но пока еще я с ними, я их лидер, я сумею защитить твою жизнь.

Израиля госпитализируют из-за часто повторяющихся сердечных припадков. Положение ее тоже нелегкое. Она с трудом пытается проникнуть в психологию нацистов. А это необходимо ей для создания правдивых образов врагов.

«Ты возвращаешь меня к жизни. Даришь мне подарок, – такой политико-литературный документ я еще не читал. С железной логикой ты выстроила целостную картину агрессивной пропаганды против социал-демократов и большой забастовки, вымостившей дорогу Гитлеру к власти».

Мать убитого Хейни, негромко отвечает коммунисту Отто:

– Когда дают расти на свободе, прорастает много сорняка и ядовитых грибов. Но лучше такое произрастание, чем острый нож, уничтожающий любое растение, которое кому-то не по вкусу и запаху. Это справедливо, чтобы произрастали сорняки? Вот, вы и есть эти сорняки. Вы, да-да, вы.

Граждане Германии сбиты с толку совместной забастовкой нацистов и коммунистов, оттеснившей социал-демократов в сторону.

Гейнц так и не сумел навести порядок в доме. Его пути с покойным отцом разошлись. Кухарка Эмми оставила их. Машина, развозящая молоко, демонстративно перестала останавливаться у единственного на площади еврейского дома. Старый садовник пошел в продуктовую лавку Краузе чтобы купить молоко. На улице ощущается приход власти Гитлера, а в доме усиливается напряжение. Гейнц запирается в своей комнате с сигарами, бутылкой коньяка и газетами. Наоми убегает в молодежное движение.

Ослабевший Израиль путешествует из больницы в санаторий. Он держится за шедевр, создаваемый женой, как за источник жизни. Это помогает ему пережить повторяющиеся приступы. А Наоми старается довести каждую сцену до совершенства.

«Каждый поймет твои книги в силу своего умственного уровня, но найдется ли тот, кто проникнет постепенно в необыкновенную художественную глубину написанного»

Она продолжает роман, стараясь своим творчеством продлить жизнь любимого человека. С момента изгнания из кибуца, он так и не вернулся к самому себе. Она пишет и думает, как будет радоваться Израиль рассказу ее деда о своем дяде Аароне, торговавшем коврами и игрушками. И рассказам о других Ааронах, которые разгоняли плохое настроение в доме и веселили домочадцев. Дед едет от одного Аарона к другому Аарону по кварталам Берлина, и вслед за колесами коляски, бегут ее пальцы по клавиатуре.

Когда он хотел узнать, как обстоят дела в бизнесе, он приезжал к Аарону. Все политические новости и сплетни передавал ему другой Аарон, вхожий в коридоры парламента. Все подробности громких преступлений до мелочей, знал Аарон, имевший связи в полиции. Если он хотел посетить новый спектакль, и все билеты были проданы, третий или пятый Аарон доставал ему желаемое. И даже для покупки нового модного пальто он даже пальцем не шевелил, без Аарона, специалиста по пальто и костюмам Кайзер Вильгельм Второй, который был известен тем, что щедро раздавал титулы, выдал каждому Аарону титул советника: по торговле, тайного советника, правительственного советника. Но настоящие взрывы хохота вызывал рассказ деда об Аароне-мудреце, короле биржи. Он попросил всех своих братьев-советников прислать ему свои фотографии. Он их расставил по порядку в роскошный альбом и дал его привратнику.

«Когда ты выучишь все эти лица, сообщи мне», – сказал он ему.