Готово.

В полуприседе, почти обняв раскрытый чемодан с готовой к пуску ракетой, выношу к лифту, устанавливаю в кабине на бок, так, чтобы нос заряда смотрел в сторону двери.

Возвращаюсь в переговорную:

– Давай гранату, – протягиваю руку.

– Зачем? – смотрит настороженно девушка.

– Давай-давай, – некогда объясняться.

Она по-детски прячет гранату за спину и молчит упрямо.

– Ну, елки-палки, я запущу ракету в подвал и только посмотрю. – Мне кажется, что пора бы ей меня послушаться.

– И что потом?

– Думаю, у них лодки или плоты. Уплыву с ракетами куда подальше… А ты, как выберешься – звони, подберешь где-нибудь, – план выстраивается на ходу.

– Я с тобой, – говорит она уже надоевшую мне фразу.

– Конечно, – мне надоело спорить. – Никуда я от тебя не денусь.

Летим по ступеням, спускаемся к опасной зоне на втором этаже, где видеокамеры беспомощно висят разбитыми корпусами на кронштейнах. Дальше – неизвестность. Лиза идет впереди, неслышно скользит спиной вдоль стены лестницы, выставив вперед ствол автомата – у меня под мышкой снятая с пускового комплекса ракета и хрупкая боеголовка, в другой руке пистолет. В коридорах здания уже слышится топот ног и крики освободившихся заложников, отошедших от шока перестрелки. Они, судя по звукам, кричат в окна, зовут полицию, и скоро полиция будет здесь.

Останавливаемся на площадке первого этажа. Осторожно пристраиваю у стены ракету и боеголовку. Достаю из кармана наладонник и пульт управления пусковым комплексом. Движение стилуса по экрану, и лифт в пентхаусе оживает, ползет вниз. Четвертый этаж… Второй… Прячу пистолет в кобуру, перехватываю в правую ладонь пульт запуска ракет. Лифт опускается в подвал, с лестницы слышен негромкий мелодичный звук остановки.

На экране наладонника вспыхивает светом окошко камеры видеонаблюдения в лифте, разъезжаются медленно двери. Ракетных комплексов в коридоре уже нет – их, видимо, вынесли. Перед лифтом трое. Камал, Шульц и черноволосый мужчина, они в форме речной полиции Лондона, настороженно целятся из автоматов в кабину лифта. И едва стволы неуверенно качаются вниз, я нажимаю кнопку запуска.

Хлопок взрыва оглушающе бьет в уши. Картинка видеокамеры мгновенно исчезает, подпрыгивает пол, взрывная волна выплевывает черный дымный сгусток с лестницы.

Отправляю ослепший, но работоспособный лифт наверх, чтобы им не воспользовался Камал, не смог нас обойти, оставляю только один возможный выход – лестницу. Перетягиваю автомат со спины на грудь, перехватываю в ладонь пистолетную рукоятку.

– По-шли, – командую, закашлявшись, и, пригнувшись, лечу по ступеням вниз.

– Граната! – Лиза бросает темный цилиндр в проемы выхода в подвал, и я моментально отворачиваюсь, прикрываю лицо полой куртки.

Ослепительная вспышка бьет по глазам, и оглушающий свист сверлит уши. Как ни стараюсь собраться, но пару секунд зрение плывет, ни контуров, ни цветов, только размытые пятна. И совсем рядом – короткая автоматная очередь. Приседаю, складываюсь, прижимаясь спиной к стене, быстро моргаю, и как только зрение восстанавливается, вижу Лизу над телом Шульца. Он лежит на нижних ступенях лестницы. Спина блондина дымится сплошным ожогом, но пальцы его еще шевелятся на рукоятке пистолета. Лиза настороженно целится в него, наступив на запястье.

Поднимаю автомат, скользящий шаг по ступеням, выглядываю на мгновение за угол на площадку. Закопченные стены, на полу, среди обрывков язычков пламени разорванное взрывом тело, дымится жаром одежда. Здесь один. Камала нет.

– Готов? – оборачиваюсь.

– Готов, – шепчет Лиза.

– Один ушел, – шепчу, облизываю судорожно губы и, чтобы она не опередила меня, выбрасываю тело из-за прикрытия стены.

Передо мной широкий неровный пролом в стене дышит сырой вязкой чернотой. Шаг влево, два быстрых шага вправо, прыжок влево, и я прижимаюсь спиной к краю пролома.

– Держи, – из-за угла выглядывает Лиза, толкает ко мне по полу темный цилиндр гранаты, видимо, снятой у Шульца.

Приседаю, выдергиваю чеку и швыряю за стену пролома, глухой стук, и вспышка бьет по зажмуренным глазам. Выскакиваю рывком за стену, поскальзываюсь на мокром камне и валюсь набок, отползаю быстро от освещенной кромки прохода. Вокруг непроницаемая темнота. Что-то живое и мягкое тычется мне в ногу, и я, дернувшись всем телом, стреляю. Вспышка автоматной очереди освещает на мгновение узкий тоннель канала, замшелые стены и черные резиновые лодки с уложенными зелеными чемоданами ракет, стоящими караваном у края каменного узкого бортика вдоль стены банка. Усмехаюсь облегченно, сажусь и, протянув руку, нащупываю жесткий борт ближайшей лодки, напугавшей меня прикосновением. Слава богу, я не попал в нее. Встаю на колени, слепо шарю по резиновому, живому на ощупь дну и хватаю ладонью замеченный при выстреле квадратный аккумуляторный фонарь. Щелкаю кнопкой.

Белый луч фонаря на мгновение ослепляет обожженные вспышками гранат зрачки. Осматриваюсь быстро. Туннель канала плавно закругляется, повторяя контуры здания банка на поверхности. Насколько хватает луча фонаря, видно лишь пустое колыхание черной воды и безжизненный влажный камень, поросший местами бурым мхом. Поднимаюсь, прохожу несколько шагов по узкому карнизу. Пусто. Опускаю луч себе под ноги. Мои следы ясно читаются на седом мхе прибрежного камня. Но до меня здесь уже давно никто не ходил. Еще раз внимательно осматриваю стены канала, узкую полоску каменного карниза, колышущиеся на слабой волне лодки. Никого.

Свет из пролома в стене на мгновение темнеет, и я приседаю на одно колено, поднимаю автомат.

– Ну, что там? – это Лиза.

– Ничего, – поднимаю руки. – Испарился. Может, разорвало на куски… Может, в воду выбросило…

– Точно? – шепчет она.

– Да – точно, – говорю в голос, и эхо моих слов гулко повторяет темнота канала. – У меня фонарь – все проверил. Исчез Камал.

Вода внезапным всплеском сбивает меня с ног, и я лечу вниз, в бездонную пропасть, погружаюсь с головой, а вода наваливается сверху, душит жесткой петлей горло. Неосознанно бросаюсь вниз, в глубину, уходя из захвата. Развернувшись, дергаю спусковой крючок автомата, вспарывая воду короткой ослепительной очередью, пока автомат не захлебывается. И в эту короткую вспышку вижу совсем рядом изуродованное ожогом лицо Камала, раскрытый немо рот, выпускающий пузырьки воздуха, и единственный уцелевший, горящий ненавистью глаз. Темнота вновь тянется ко мне жесткими пальцами, я выдергиваю нож и бью по ним, тычу в нее лезвием, насколько хватает дыхания, и, когда уже легкие начинают гореть и горло сжимается неконтролируемой судорогой, впуская воду, рвусь изо всех сил наверх, тянусь руками, пока, наконец, пальцы не нащупывают скользкий край камня берега.

Хватаю ртом сладкий воздух, и теплые руки подхватывают меня, тянут наверх, и я переваливаюсь на берег, лежу, распластавшись, кашляю, сплевывая воду из гортани.