— Еще одно слово сераф, и я снесу твою поганую башку с шеи — ответил он строгим и грубым тоном, не оборачивая своего взгляда на командира.

— Если её не остановить… они уничтожат нас всех. Нельзя позволить им вырваться. Никто не должен покинуть ТарТэр. Тэрок резко обернулся к нему, для того чтобы отвесить ему ещё один удар по лицу и тем самым пригрозить ему чтобы он больше не болтал лишнего, но посмотрев в его зеленые глаза, уставившиеся в одну точку, увидел в них страх и не передаваемый ужас. Но казалось, что командир был непросто напуган страхом смерти. Было что-то большее в его испуге. Возможно, что больше всего он переживал за то, что подвел своих хозяев, которые доверили ему охранять эту территорию. Тэрок знал почему анраты так ценили расу серафов. Да они умели хорошо маскироваться под другие биологические виды и им не было равных в шпионаже и все же главным их достоинством была их преданность своему делу и своему начальству, которую анраты ценили в них больше всего. Он понимал, что серафы ни за что и никогда не предали бы своё руководство и что главной целью всей их жизни было служение Дэму и исполнение воли «Совета двенадцати».

Внезапно шум и вой из криков, битья камня и стекла резко прекратился. Вибрации сотрясающие стены кабинета, похожие на небольшое землетрясение остановились и все как будто резко затихло. Тэрок вновь обернулся в сторону выхода, вслушиваясь в малейшие звуки и шорохи. Во всем подземном бункере образовалась гробовая тишина, так что он мог слышать лишь не громкое сопение ноздрей командира, сидящего сбоку. Выждав еще какое-то время он все же решил на свой страх и риск выйти из кабинета в коридор, совершенно не понимая с чем он там может столкнуться.

Когда белые двери кабинета разъехались в разные сторону, перед Тэроком предстала довольно нелицеприятная картина: практически все стены и потолок коридора были измазаны в каплях красно-зеленой серафской крови, на полу залитым лужами крови валялись разорванные тела гуманоидов, по всюду лежали куски изуродованных туловищ, рук, ног и оторванных голов, две операторские кабины разлетелись на несколько крупных осколков, по-видимому, от удара, влетевших в них с большой скоростью тел серафов, а одна из колонн почти полностью обвалилась, надломившись посередине от удара. По среди всей этой жестокой сцены расправы над агентами серафов, Тэроку послышались какие-то негромкие нервные всхлипывания. Пройдя чуть вперед осторожно обходя залитый серафской кровью пол, он увидел, в центре коридора сидящую на полу Таню. Девушка сидела к нему спиной, опустившись на колени, склонив голову вниз и пряча своё лицо под золотистыми волосами, обхватив обеими руками свою грудную клетку, как будто пытаясь всеми силами сдержать вырывающиеся изнутри неё наружу огонь и пламя. В метре вокруг неё было единственное место в пространстве, где мраморный пол не был залит красно-зелёной жижей и лишь несколько прозрачных капель упало из её глаз на чистый не заляпанный пол. За свою долгую жизнь Тэрок уже многое повидал и его уже было сложно чем-то удивить, и все же он ощутил, как от этого зрелища по телу его пробежали мурашки и как немного трясутся его колени. Медленно пробираясь через разбросанные по всему коридору ошметки серафов, он подошёл сзади к несчастной рыдающей девушке, опасаясь, как бы её гнев ненароком не пал на него самого.

— Это… я виновата… — чуть не захлебываясь проговорила негромко она. Казалось её душевная боль в этот момент была настолько сильной и неотвратимой, что откликалась физической болью во всем её теле. Он осторожно положил руку ей на плечо. У себя в голове он пытался подобрать какие-то слова для того чтобы как-то успокоить её, но ничего так сходу не приходило ему на ум.

— Я во всем виновата… — повторила негромко девушка.

— Ты не виновата в её смерти, Таня. Не ты убила её. Не стоит брать это на свой счёт.

— Если бы не я… она… это из-за меня они пришли к ней. Какая же я дура… Надо было сразу им сдаться. Если бы я им сразу сдалась…

— Тогда они убили бы вас обоих. Так работает группа зачистки. Им проще избавиться от всех свидетелей, не особо вдаваясь в подробности. Поверь они не стали бы разбираться кто и в чем из вас виноват. Вас обеих просто ликвидировали бы и дело с концом.

— Теперь я одна… У меня больше никого не осталось… Все умерли…

— Мертвы только их физические тела. Но какая-то их часть все ещё продолжает жить пока ты помнишь о них. Также, как и моя семья.

— Ты ведь говорил, что не помнишь даже их имен?

— Да, это верно. Но я все еще помню их образы. Наш дом. Наших детей. Помню, как мы все на закате собирались у костра и просто разговаривали до поздней ночи. Совершенно не представляю, о чем мы могли столько болтать. Их «Атма» уже давно переродились в новых телах, и не один раз. Но их личности, отчасти, все ещё продолжают жить во мне и в тех, кто помнит какими они были при жизни.

— Что толку, если все равно все в итоге умирают? Какой во всем этом смысл?

— Смерть — это не конец. Смерть такая же часть нашей жизни, как и рождение. Мы рождаемся, взрослеем, стареем, умираем. А затем все начинается заново. Ничто не происходит из ничего и ничто не превращается в ничто. Наша жизнь, как и всё во вселенной не появляется и не исчезает бесследно, а лишь трансформируется во что-то новое. И, наверное, этим она по-своему прекрасна. На самом деле мы все в какой-то мере бессмертны — произнёс он с неожиданным для самого себя оптимизмом в голосе.

— Слова красивые… — ответила Таня, немного поуспокоившись — Да только мне от этого не легче. Если бы ты знал, что я чувствую… ты не представляешь себе, насколько это больно…

— Поверь я представляю. Я прекрасно знаю, что ты сейчас испытываешь. Ведь когда-то я, как и ты потерял всех, кто мне был дорог. Терять близких всегда больно. Но это своего рода плата за все те светлые моменты, что остаются в нашей памяти, которые они подарили нам при жизни. Так уж устроен наш мир.