– Надо подумать.

– Конечно. До рассвета время есть.

Хан остался у костра, а я велел отдать ему халат и саблю и, отойдя в сторону, вобрал в грудь запахи степи. Исчезновение Бачмана вот-вот должны были заметить, но дозорные погоню, если она будет, заметят, да и Кедрин топот копыт услышит. Поэтому я чувствовал себя спокойно и был уверен, что хан моё предложение примет. Заорельские половцы ему хоть и родичи, но соперники. Об этом мне известно. Жить хан хочет и чётко понимает, что если его не станет, то в орде прольётся кровь, ибо наследника себе он до сих пор не назначил. Отсюда выводим его мотивацию и ясно видим дальнейший расклад: он соглашается на моё предложение, клянётся на крови не быть моим врагом, и мы вместе наваливаемся на заорельцев.

Кажется – авантюра. Однако большая часть заорельских половцев сейчас на Руси – кто в Суздале, кто в захваченной Долгоруким Рязани, а иные на границе Переяславля. Значит, сопротивление нам будет оказано по минимуму, и войско, что Бачманово, что моё, получит добычу. Попутно я прихватываю несколько родов, которые будут готовы принять мою власть, и усиливаюсь. Половецкие воины хвалят Бачмана, а мои, соответственно, меня. Затем я ввожу в орде старые тюркские законы, на основе которых была написана Яса потрясателя Вселенной Темучина, сына Есугея из рода Бодончара, в моё время больше известного как Чингисхан.

После этого мы разбежимся в разные стороны. Половецкий хан признает передачу части своих земель, это можно провести как дар союзнику, занимается своими делами и начинает готовиться к реваншу. Ну а я, пока суд да дело, окажу поддержку Изяславу Мстиславичу, который, если ему улыбнётся удача, в этом году всё же разобьёт суздальцев и оттеснит войска Долгорукого от Чернигова, Смоленска и Новгорода-Северского, а также вернёт своим союзникам Рязань. Так всё было бы в идеале, а как оно будет на самом деле, неизвестно. Поскольку на каждый наш хитроумный и хорошо продуманный план противник может выстроить свой, да и роль случая со счетов сбрасывать нельзя.

Рядом, прерывая моё одиночество, появился Кедрин. После возвращения из Константинополя убийца вёл себя несколько странно, словно хотел со мной о чём-то поговорить, но не решался. Вот он и подумал, что сейчас самое время. Хм! Возможно, он прав, ибо настроен я вполне благодушно. Но молчит. И я сам спросил его:

– Что тебя гнетёт, Валентин?

Кедрин помедлил и ответил:

– Я устал, вождь.

– И что?

– Когда-то ты сказал, что не станешь меня держать, если я захочу уйти.

– Это так, и моё слово крепкое. Но хотелось знать, что у тебя на душе и чего ты желаешь.

– Покоя хочу, жить, как все обычные люди живут, детей своих воспитывать и жену любить. В душе накопилось много черноты, потому и ухожу.

– А куда направишься?

– Пока не знаю. Наверное, на север, где меня никто не станет искать.

Отпускать дака не хотелось, ибо я на него рассчитывал, но и неволить его тоже не хотелось. Поэтому я сказал:

– У меня есть для тебя предложение.

– Убивать людей по заказу не стану.

– Это я уже понял. Мирную работу тебе хочу дать, дом и оплату достойную.

– И что надо делать?

– Детей обучать, как ты того желаешь. Однако не только своих, но и моих приёмышей.

– Варогов?

– Да.

– Собственных убийц вырастить хочешь?

– Правильно все понимаешь.

– И где я буду жить?

– На острове Зеландия.

– А сколько платить станешь?

– Цену своим услугам сам назначишь. – Я не стал мелочиться.

Валентин оглянулся на костёр в балке, затем кинул на меня косой взгляд, шмыгнул носом и кивнул:

– Согласен.

– Тогда собирайся. Сегодня же с моими письмами для великого князя отправишься в Киев. Далее вместе со своей семьёй поплывёшь в Новгород, а оттуда – в Венедию.

Убийца снова кивнул и скользнул в темноту, а я проводил его взглядом. После чего подумал, что теперь у варогов появится ещё один отличный учитель, и прислушался к чувствам хана. Бачман уже принял решение, и это хорошо.

Вернувшись к костру, я посмотрел в глаза хана, и он выдохнул:

– Твои условия приняты, колдун. Что дальше?

– Клятва на крови. И в полдень вместе с сотней лучших батыров и ближними людьми ты приедешь в наш лагерь. Станем думать, как заорельцев бить.

– Идёт.

Хан протянул мне руку, и я вложил в неё кинжал. Бачман полосонул себя клинком по другой ладони. Капли крови упали в огонь, и хан, печатая каждое слово, произнёс:

– Я, хан Бачман из рода Кара-Холзан[3], клянусь, что отдам славянскому ведуну Вадиму Соколу земли по реке Саксагань и не стану чинить ему и его людям вреда, пока он честен со мной. Да будут тосы и кормосы моего рода свидетелями этой клятвы. Да увидят Тэнгри-небо и Кои-солнце, что я честен и соблюдаю заветы предков.

Ещё один взмах окровавленной ладонью. Новые красные капли упали в огонь, пламя которого резко взметнулось ввысь и опало, словно в костёр вылили немного керосина. Это добрый знак. Значит, всё прошло как надо, и духи услышали клятву своего потомка.

Река Самара. Лето 6657 от С. М. З. Х.

Конь нёс меня по разрушенному кочевью, и я осматривался. Поваленные набок юрты, рядом с которыми бродят изнасилованные женщины и плачущие дети, а рядом лежат убитые мужчины и старики. Пробитые стрелами тела собак и раненый жеребёнок, которого случайно зацепили во время боя. Кругом грязь, мусор, кровь и страдания людей, ибо вставшие под моё знамя воины и половцы хана Бачмана обрушились на заорельцев, подобно всесокрушающему урагану, и принесли на берега реки Самары смерть и горе.

Однако я никого не жалел. Мой взгляд равнодушно скользил по трупам и, даже более того, я испытывал некоторое удовлетворение от того, что происходило, ибо верно сказано: око за око, зуб за зуб. Нет, я не садист, не маньяк и не упившийся кровью упырь. Всё гораздо проще. Заорельцы полезли во внутренние дела Руси, и, пока они грабили да убивали рязанских и черниговских мужиков, вся вина которых была в том, что их князья встали на сторону Изяслава Мстиславича, я делал то же самое в их землях. А когда они вернутся, если проскочат мимо войска предупреждённого моими письмами великого князя, то застанут на родине соседей-приднепровцев, которые уже считают правобережье Самары своим и держат их родню в рабстве. То-то они расстроятся. Вот только сделать ничего не смогут, ибо силы Заорельской орды, которая разжирела на гражданской войне в русских княжествах, уже будут подорваны.

Я почувствовал, что ко мне кто-то приближается, и обернулся. По кочевью мчался дозорный из чёрных клобуков, десятник Умил, который остановил взмыленную гнедую кобылу, развернул её, пристроился рядом и доложил: