Продравшись сквозь кусты, друзья остановились. Костер, который они оставили без присмотра, потух. Рядом с ним была расстелена попона, которую старик Бранимир таскал с собой, используя вместо спального мешка. Однако самого воеводы на попоне не было. Как не было его и рядом.

– Бранимир! – крикнул Глеб, оглядывая траву, кусты и деревья цепким, холодным взглядом. – Воевода, отзовись!

Но никто не отозвался.

– Там! – крикнул Рамон и указал на рощицу кривых берез, видневшуюся неподалеку.

Глеб выхватил из кобуры грозную ольстру и бросился к березам.

Бранимир лежал возле вересовых зарослей, опутавших стволы берез, головой к Глебу, силясь подняться. Но тут что-то резко дернуло его за ноги, мигом затащило в кусты и с треском поволокло дальше.

Глеб вскинул ольстру и выстрелил несколько раз туда, где мог находиться враг. Затем побежал следом.

Лес тут был с богатым подлеском, и густые, колючие кусты делали его почти непроходимым, однако чудовище, утащившее воеводу, было настолько велико и могуче, что проделало в этих зарослях настоящую просеку.

Глеб побежал по этой просеке, готовый в любой момент встретиться с врагом лицом к лицу и выпустить ему в грудь заряд картечи или влепить в лоб тяжелую пулю, отлитую из свинца и белого железа.

На листьях и на траве алела кровь, но чья это кровь, было неясно.

Рамон бежал позади и старался не отставать.

В отдалении послышался жуткий и отвратительный шум – будто огромный хищник с громким чавканьем и урчанием пожирал свою добычу.

Глеб, чуть замедлив бег, быстро определил правильное направление, свернул к сухому кустарнику и устремился прямо сквозь него. Толмач побежал следом, сжимая в руках обоюдоострые кинжалы.

Огромная черная тень мелькала впереди между стволами, круша пни и корни, ломая тонкий сухостой и молодняк. Глеб ускорил бег, выскочил на лужайку и остановился. В трех саженях от него, возле трухлявого пня, лежал воевода Бранимир. А рядом стояло огромное существо. Ростом оно было не меньше трех метров, а фигурой и обликом напоминало голого мужчину, обросшего шерстью и покрытого слизью.

Но самым поразительным было лицо чудовища. Оно пребывало в постоянном движении – дергалось, пульсировало, морщилось, но даже сквозь это лихорадочное подергивание Глеб разглядел знакомые черты. Это было лицо воеводы Бранимира, только карикатурно искаженное, будто кто-то совместил сразу несколько картинок. Благодаря подергиваниям и пульсации в нем то и дело прорезались посторонние черты – оборотня, волколака, газара, остроклювой птицы…

Усмехнувшись, монстр повернулся и быстро метнулся под темную сень деревьев. Глеб вскинул ольстру и трижды выстрелил ему вслед. Затем опустил ольстру и подбежал к Бранимиру, чье тело лежало на разворошенном муравейнике.

В этот миг из кустов выскочил Рамон. Увидев присевшего рядом с Бранимиром ходока, он подбежал к нему и, запыхавшись, остановился.

Толмач хотел спросить Глеба о том, что все это значит, но слова застряли у него в горле, когда он увидел, что у воеводы нет головы.

Тело Бранимира решили сжечь там, где оно лежало. Рамон поначалу хотел стащить его с муравейника, но когда увидел, какими были эти «муравьи», переменил свое решение и сам навалил на труп воеводы сухого хвороста.

– Боже мой, похоже, в Гиблом месте нет нормальных существ, – проговорил он, смахнув в огонь маленькую трехголовую муравьиноподобную тварь, которая пыталась прогрызть ему рукав.

Глеб на это ничего не сказал. Он достал из кармана зажигалку, откинул металлическую крышку и крутанул колесико. Кремний издал резкий, шаркающий звук, но лепесток пламени из сопла не выскочил. Глеб крутанул колесико «Зиппы» еще раз. Потом еще раз. И еще. Но огонь так и не появился.

– Дьявол! – выругался Глеб. – Кажется, зажигалка накрылась.

Он еще несколько раз щелкнул кремнием впустую, потом с досадой сплюнул на траву и сунул зажигалку в карман куртки.

– Что будем делать, Первоход? – осведомился Рамон.

– Ничего. Оставим тело как есть.

Толмач взглянул на трехголовых муравьев, снующих по обезглавленному телу Бранимира, и с сомнением проговорил:

– Но эти твари его сожрут.

– Тем лучше. Все. Объявляю похоронную церемонию законченной. Бери сумку и пошли.

Толмач нахмурился, но возражать не стал. Пока собирались, оба не проронили ни звука. Лишь снова тронувшись в путь, оба нашли в себе силы и желание для разговора.

– Как думаешь, что это было за чудовище? – спросил толмач, шагая по лесу рядом с Глебом.

– Не знаю, – сухо ответил тот. – Ясно одно – эта тварь способна менять облик, как сказочный Метаморф. Возможно, сама по себе она бесформенна и просто трансформирует свое тело, подделываясь под того, кого только что сожрала.

Толмач побледнел и перекрестился.

– Откуда же могло взяться подобное чудовище? – спросил он.

Глеб ухмыльнулся и ответил вопросом на вопрос:

– А откуда они все берутся?

Вопрос был риторический, но Рамон задумчиво нахмурился и после паузы ответил:

– Думаю, врата Преисподней прикрыты неплотно. И через эту щель время от времени на Землю выбирается какая-нибудь адская тварь.

Глеб дернул расцарапанной щекой и небрежно проговорил:

– Все может быть. Но об этом мы погадаем как-нибудь потом. Кишеньское кладбище рядом, толмач. Сейчас продеремся сквозь вот эти кусты – и будем на месте. Ты готов?

– Да.

– Тогда вперед.

Выбравшись из кустов, странники остановились, и лица их вытянулись от удивления. В зарослях камыша, осоки и желтого рогоза мерцала гладкая кромка воды.

– Боже! – выдохнул Рамон. – Откуда здесь взялось озеро?

Глеб молчал. Легкая дымка окутала склон на том берегу, где между деревьями смутно виднелись надгробия, и некоторые из них вплотную подходили к воде. Легкий ветерок покачивал голые ветки, шуршал высокой травой.

– Половина кладбища ушла под воду, – снова заговорил Рамон, хмуро глядя на другой берег. – На дне этого озера – древние могилы.

Глеб сложил над глазами ладонь козырьком и вгляделся в противоположный берег.

– Твою мать… – тихо выругался он. – Рамон, ты это видишь?

– Что?

– Там, на другом берегу!

Рамон, прищурившись, посмотрел на противоположный берег.

– Я вижу только могилы и надгробия, которые подступают к самой кромке озера и уходят под воду, – сказал он.

– Посмотри лучше.

Толмач снова вгляделся вдаль и покачал головой.

– Это все, что я вижу, Первоход. А что видишь ты?