– Мы с отцом тоже не всегда были идеальными супругами.

От удивления Сара перестала плакать.

– Отец изменял тебе?

– Конечно, нет, – нахмурилась Кэти. И через несколько секунд продолжила: – Наоборот.

– Ты изменяла отцу? – переспросила Сара.

– На деле я не решалась, но в сердце – да.

– То есть? – Сара закачала головой, подумав, как это похоже на отговорки Джеффри. – Впрочем, не важно.

Сара всегда считала родителей идеальной парой и теперь просто не желала слушать подобную чушь. Однако Кэти тянуло на откровенность.

– Раз я сказала отцу, что хочу уйти к другому мужчине.

– К кому?

– Просто к другому. Он был надежным, работал на заводе. Такой спокойный. Серьезный. Совсем не похож на твоего отца.

– И что?

– Я сказала твоему отцу, что ухожу от него.

– А он?

– Он плакал и плакал. Мы жили отдельно полгода. Потом решили снова сойтись.

– Кем был тот другой?

– Уже не важно.

– Он до сих пор живет в городе?

Кэти покачала головой:

– Это не имеет никакого значения. Его больше нет в моей жизни, и я с твоим отцом.

Сара сосредоточилась на своем дыхании, потом спросила:

– Когда это было?

– До вашего с Тесс рождения.

– Так что произошло?

– В смысле?

Каждое слово приходилось вытаскивать клещами.

– Почему ты передумала? Почему осталась с папой?

– О, сотня причин, – ответила Кэти с хитрой улыбкой. – Меня свел с ума тот, другой, и я не сразу поняла, как важен для меня твой отец. – Она тяжело вздохнула. – Помню, проснулась как-то дома у мамы с одной только мыслью, что Эдди нет рядом, я так хотела его… – Кэти нахмурилась, увидев реакцию дочери. – Не надо краснеть, людей хотят по-разному.

Сара съежилась от такого замечания.

– И ты позвонила ему?

– Я пришла к его дому и села на крыльцо, чуть ли не умоляя взять меня обратно. Да что там, я его именно умоляла. Я сказала ему, что чем страдать поодиночке, лучше делать это вместе, что я раскаиваюсь и отныне буду его ценить.

– Ценить?

Кэти взяла Сару за руку.

– Это ведь самое обидное, да? Когда чувствуешь, что тебя не так ценят, как раньше.

Сара кивнула, стараясь не забывать дышать. Мать попала прямо в точку.

– И что на это ответил отец?

– Велел мне подняться с крыльца и идти завтракать. – Кэти приложила руку к сердцу. – Не знаю, как у Эдди хватило мужества простить меня. Он ведь такой гордый. Я ему за это очень благодарна. Я стала любить его еще больше, когда поняла, что он способен простить мне такой ужасный поступок. Ведь я плюнула ему в душу, а он относился ко мне с прежней теплотой. – Она широко улыбнулась. – Конечно, потом у меня появилось тайное оружие.

– Что за оружие?

– Ты.

– Я?

Кэти погладила Сару по щеке.

– Когда мы с отцом снова сошлись, отношения наши были натянутыми. От прежних и следа не осталось. А потом я забеременела, и жизнь наладилась. Между нами с папой появилась ты, и он стал смотреть на мир иначе. Потом родилась Тесси, вы пошли в школу, выросли, поступили в колледж… – Кэти улыбалась. – Иногда необходимо время. Любовь и время. Воспитание таких озорниц сплачивает родителей.

– Ну, мне-то не забеременеть, – дрожащим голосом возразила Сара.

У Кэти был готов ответ:

– Только утратив что-то, осознаешь его истинную ценность. Не рассказывай Тесс.

Сара кивнула, встала, заправила в штаны футболку.

– Теперь ему все известно, мама, – сказала она. – Я оставила ему расшифровку стенограммы.

– Судебного слушания? – уточнила Кэти.

– Да, – ответила Сара, прислонившись к комоду. – Он наверняка прочел. Я положила ее в туалете.

– И?..

– И он даже не позвонил. Ни слова не сказал мне за весь день.

– Тогда, – решительно подытожила Кэти, – ну его к черту! Он просто дрянь.

Джеффри быстро нашел дом 633 на Эштон-стрит – обветшалую коробку из шлакобетонных блоков. Окна словно прорубили позже, причем разных размеров. На крыльце стоял керамический камин со стопками бумаг и журналов – вероятно, для растопки.

В костюме с галстуком, в белой машине, Джеффри совсем не вписывался в окружение. Эштон-стрит, по крайней мере та ее часть, где жил Джек Райт, была полуразрушенной и грязной. Большинство домов в округе заколотили досками, на желтых плакатах значилась пометка: «Под снос». В узком дворике играли дети, родителей нигде не было видно. Стоял запах если не канализации, то весьма к нему приближенный. Джеффри вспомнил, как проезжал мимо городской свалки за чертой Мэдисона. В солнечный день, даже когда ветер дует с противоположной стороны, вонь от разлагающегося мусора рано или поздно доходит до твоего носа. И не помогут ни закрытые окна, ни кондиционер.

Джеффри сделал пару вдохов, чтобы привыкнуть к запаху и подошел к дому. В дверь была встроена громоздкая решетка с висячим замком, тремя засовами и одним кодовым замком. Джек Райт немалую часть своей жизни провел в тюрьме и, очевидно, дорожил неприкосновенностью личного пространства. Джеффри глянул по сторонам и приблизился к одному из окон. На нем тоже была проволочная решетка с тяжелым замком, но старый каркас утратил прочность. Пара сильных ударов – и вылетит вся рама. Джеффри еще раз огляделся, расколошматил окно и проскользнул внутрь.

В гостиной было темно и грязно, повсюду валялись мусор и бумаги. На полу стояла оранжевая кушетка с пятнами то ли слюны, коричневой от жевательного табака, то ли иных выделений организма. В воздухе висел смрад от смеси пота с лизолом.

По периметру стен у потолка висели распятия – как декорация. Они отличались по размеру: от креста в двадцать сантиметров до крестика с конфетку, которую можно получить из торгового автомата. Распятия были прибиты гвоздями вплотную друг к другу. Религиозную тему продолжали плакаты с изображением Иисуса и его учеников, словно позаимствованные из воскресной школы. Вот он держит ягненка, а вот протягивает руки, демонстрируя раны на ладонях.

У Джеффри заколотилось сердце. Он потянулся к револьверу, расстегнул кобуру и подошел к двери проверить, не появился ли кто снаружи.

На кухне в раковине громоздились тарелки, покрытые коркой грязи. Сырость на липком полу и во всем помещении происходила явно не от воды. В спальне та же картина, затхлый запах окутывал лицо подобно сырой половой тряпке. На стене, над запятнанным матрацем, висел крупный плакат, изображающий Иисуса Христа с нимбом над головой. Как и в комнате, он протягивал руки с ранами. Ободок из распятий был, только из крупных крестов. Встав на кровать Джеффри подметил, что на раны добавлена красная краска, по телу кисточкой расставлены капли, подправлен терновый венок. На каждом изображении глаза были перечеркнуты. Будто Райт не хотел, чтобы Иисус его видел. Джеффри предстояло выяснить, что скрывал от Господа Райт.