Жаркий рот обхватил ее левый сосок, с силой втянул в себя – и он туго напрягся, налился, словно, вспомнив былое, захотел брызнуть молоком. И тут же крепкие зубы сжали его, а твердые пальцы стиснули правый – жгучая боль пронзила тело, ее стрелы сомкнулись меж ног, и женщине почудилось, что там извергся горячей лавой живой вулкан.

Стон вырвался из ее вмиг пересохшего рта.

Михаил, ослепленный похотью, рыскал руками и губами по телу женщины, сжимал груди, терзал набухшие соски, слыша сладостные стоны, чувствуя, как вздрагивает, нежно льнет к нему изголодавшаяся по мужчине плоть… Он резко сунул руку между ног Тамары, и рука нашла там влажную, горячую долину страсти.

Он сам издал глухой стон нетерпения. Но ничто больше не мешало – и вздыбленное мужское естество погрузилось в живую глубину.

Тамара громко вскрикнула, когда жезл Приапа мощно вошел в ее сокровищницу. Ракитинское ироническое «до пупка» оказалось не так уж далеко от истины. Она уже готова была взмыть в седьмое небо… но их обоих подвело долгое сексуальное голодание. Несколько судорожных сокращений – и Михаил ужаснулся, ощутив, что его «милый друг» вышел из-под контроля. Он попытался удержать негодника, да куда там! «Друг», как из брандспойта, ударил могучим зарядом спермы.

И женщина не удержала неистовый крик, когда горячая струя плеснула в ее лоно. Крик прокатился по гигантскому темному пространству, одна из свечек упала, сбитая чьей-то рукой, пламя другой затрепетало, по стене и потолку забегали причудливые тени…

– Ничего! Ничего! – жарко шептала Тамара на ухо Михаилу, крепко прижавшись к нему. – У нас еще вся ночь впереди!..

7

В эту самую ночь майор Ракитин почти не сомкнул глаз.

Конечно, он понимал, что людям нужна разрядка. Слишком большое напряжение требовало сброса. Поэтому Николай разрешил всем оттянуться по полной, лично следя за тем, чтобы часовые несли службу четко, не отвлекаясь на сладострастные вопли и стоны из ходуном ходивших палаток… Михаил с Тамарой скрылись в подземных чертогах, Алексей со Светой тоже куда-то слиняли, а прочим желающим осталось драть кого-либо из потаскушек, не более одного раза – за этим следили строго.

Спасибо Рылееву! Он, установив посты, составив график караула и, разведя первую смену часовых, подошел к Ракитину:

– Слушай, майор. Я понимаю, дело важное, ребятам надо расслабиться. Кому-то, может, в последний раз: будем смотреть правде в глаза… Но и контроль необходим. Поэтому давай до четырех ночи ты бодрствуешь, после четырех – я. Ну, а с утра все в штатном режиме. Идет?

– Резонно. – Николай кивнул. – Только бдительность, бдительность и еще раз бдительность!

– Ну, об этом можешь не говорить, – усмехнулся капитан…

…Первая половина ночи прошла спокойно. Правда, трудно было привыкнуть к странным ночным шумам дичающего города, совсем не похожим на звуки мирной жизни. Если не считать животного воя, рычания и хрипения из палаток, в округе царили зловещее безмолвие и почти полный мрак. Иногда там что-то недобро вспыхивало, изредка долетали далекие стонущие звуки – эти проклятые зомби перекликались, что ли, между собой?.. Тревожные предчувствия охватывали душу Николая, но ничего покуда, кроме предчувствий, так и не проявилось.

Ровно в четыре майора сменил Рылеев, но, и улегшись, Ракитин долго не мог заснуть, ворочался и думал, что отсутствие женщин плохо, но и присутствие их – тоже мигрень еще та. Конечно, размышлял он, за эту ночь девчонок излохматят так, что им потом дня два лежать пластом, и завтра надо строго-настрого предупредить об этом всех. И, уж конечно, найдутся недовольные, пойдут шепотки: почему этому так, а мне вот эдак… может возникнуть ревность, даже злоба, а оружие у всех в руках… наконец, порево, как пить дать, идет без презиков, и что из этого вырастет, одному Богу известно. Остается уповать на то, что все же спустя месяц-другой с бедой сумеют справиться, карантин кончится, а вместе с тем и ответственность майора Ракитина за человеческие жизни, настоящие и будущие…

Под эти невеселые мысли он заснул, а проснулся как штык – в восемь утра, с тяжелой головой, но и с неотступным осознанием долга: надо строить личный состав, ставить задачу на день… вообще надо, чтобы люди были постоянно заняты, – эту нехитрую истину Николай усвоил еще курсантом. Только женщинам следует дать отдых по уважительной причине.

У входа в душевую он столкнулся с Михаилом, помятым, но довольным, – ну, тут все ясно.

– Вижу, вижу… И как оно, на сексуальном фронте?

– У-у, Андреич… Это такое было! Полет к звездам! Белка и Стрелка, блин!.. А кончал как?! Как из дула!

– Ты смотри, докончаешься… Что потом с пузом ее будешь делать?

– Да брось, Андреич! Какое пузо? У нее уже и возраст не тот…

– Возраст не тот, а еться самое то?.. Если она, брат, у тебя такая ебливая, – прости, конечно! – значит, по этой части все в норме. Смотри, принесет тебе подарочек.

– А, ладно, Колян! Херня все это.

– Ну, я предупредил.

Потом Ракитин встретил Алексея, очумевшего, но тоже счастливого, – и здесь картина как на ладони. «Во дают! Дочка-пиздюшка, мама-поблядушка…» – беззлобно подумал майор и отдал приказ на построение.

– Ну что, товарищи бойцы и командиры? Ночь провели с чувством, толком, со смыслом жизни… – начал он, и по рядам прокатились смешки, чем Ракитин остался доволен. – А теперь нужно собраться! Нам предстоит боевая экспедиция. Состав и снаряжение уточним после завтрака. Выезд через полтора часа. Вопросы?.. Нет? Отлично! Командный состав – на совещание, остальным завтракать.

Совещались в том же составе, что и вчера.

– Ну, не будем разводить баланду, – с места в карьер взял слово Ракитин. – Командиром опять предлагаю Зверева. От добра добра не ищут, а дело слишком серьезное, чтобы эксперименты устраивать. Справишься?

– Легко! – отрубил Михаил.

У Николая малость отлегло от сердца.

– Дальше, – обратился он к Рылееву. – Надо твоих огнеметчиков, хотя бы отделение. И кого-то из офицеров – за старшего.

Максим кивнул:

– Да я сам и поеду.

– Так, – согласился Николай. – Мустафин, Костенко – они в технике смыслят…

– Я таких парочку могу подбросить, – добавил Рылеев.

– Ага… Вот и этот вопрос закрыли! Ну, и добровольцы: кто хочет, без проблем.

Алексей после бурной ночи ощущал себя в некотором полураспаде и большого желания идти в поход не испытывал. Да и никакого не испытывал. Испытывал он желание спать.

Ракитин мельком покосился на мятое лицо журналиста, сразу прочел его тоскливые мысли…

– Меркурьев сегодня может отдохнуть, – сказал Николай с усмешкой.

Зато возник Сабирьянов:

– Можно я поеду?! А то уж сколько тут торчу, как пень! Если что, и за водилу сгожусь. Запросто!