Онни сегодня учиться не идёт. Её ветка метро идёт местами по поверхности и поэтому закрыта. Ещё часть пути ей нужно будет проехать на автобусе. В общем, помня, как она вчера лазила по сугробам, и посмотрев на толпы людей на платформах, которых показали с утра по телевизору, она благоразумно решила остаться дома. Тем более что по тиви сделали объявление, что правительство просит всех граждан в связи с аномальными холодами, по возможности, никуда не ездить и не ходить, а сидеть дома. Все государственные учреждения, в том числе и учебные, объявляются закрытыми. Кстати, есть уже и трупы. За ночь в стране семь человек замёрзло насмерть. Это тоже по телеку сказали.

В общем, домашние сегодня все сидят дома, кроме меня. Гостиница, где я работаю, – частная, метро к ней идёт исключительно под землёй, от станций до работы и до дома – пешком, автобус не нужен. В общем, никаких формальных поводов не поехать туда у меня нет. Хорошо, что сегодня у меня работа с часа дня до шести вечера. Может, к обеду потеплеет и будет не так холодно. Мама Юн Ми, правда, заикнулась, чтобы её дочь не ходила на работу, а осталась дома. Робко так заикнулась. Работа, как я уже понял, для корейца – это святое. Прогулять без уважительной причины – что-то сродни святотатству. Но всё же мама сделала попытку наступить на горло традициям – оставить меня дома. Любит она Юн Ми, любит!

Но я сказал ей, что поеду. Ну а чего мне? Зимы я, что ли, не видел? Доеду, тем более что днём, по светлому. А постояльцев ведь кормить нужно. Пусть я там самая мелкая боевая единица, но что-то подсказывает мне, что команда гостиницы играет сегодня не в полном составе… Наверняка многие просто не доехали до работы.

Время действия: тот же день.

Место действия: поместье семьи президента «Sea group corporation». Небольшая квадратная комната с большим, во всю стену, окном. Вдоль стен высокие, до самого потолка, деревянные лакированные стеллажи, забитые книгами. Повсюду часы. На полу, на свободных от книг местах стен, на самих стеллажах. Все они работают, и комната наполнена чуть слышными тикающими звуками. У окна стоит большой стол из тёмного дуба, за которым в удобном кресле сидит пожилой мужчина. Перед ним на столешнице аккуратно разложены различные инструменты для мелкой работы. Мужчина, склонившись над столом, изучает внутренности очередного механизма с помощью лупы, одетой на правое стекло очков. Рядом в кресле, повёрнутом к окну, полулёжа сидит Чжу Вон и меланхолично смотрит на падающий снег.

– Бабушка хочет меня женить, – не поворачивая голову к собеседнику, произносит Чжу Вон.

Пауза.

– Наверное, пришло время, – отвечает пожилой мужчина, не отвлекаясь от своего занятия.

– Дед! Ты же всегда был на моей стороне! – уже с возмущением в голосе говорит Чжу Вон и поворачивает к нему голову. – Скажи ей!

Пауза.

– Что именно я должен сказать твоей бабушке?

– Что мне ещё рано обзаводиться семьёй.

Пауза.

– Откуда ты это знаешь?

– Ну-уу дед…

Пауза.

– Твоя бабушка – очень умная женщина, Чжу Вон. И если она хочет так поступить, значит, у неё есть на это причины.

– Да нет никаких причин! Она просто разозлилась, что я не ходил в университет!

– Всего-то?! А какие у тебя были причины не делать этого?

– Ну-у… Как бы тебе сказать…

Пауза.

– Девушки? – всё так же, не прерываясь, поинтересовался дед.

Пауза.

– Ну-у… В общем, да!

Пауза.

– Девушки, это хорошо.

– Правда? – обрадовался Чжу Вон. – Дед, ты скажешь бабушке?

– Она со мной не разговаривает.

– Ну-у дед! Ты один мне можешь помочь!

– А я думал, что каждый мужчина может помочь себе сам.

– Дед!

– Даже не знаю, что тут можно сделать. Может, сделать так, как хочет твоя бабушка?

– Смерти моей хочешь?!

Время действия: два часа пополудни того же дня. Полтора месяца после выписки Юн Ми из больницы.

Место действия: ресторан гостиницы «Golden Palace».

– Столик пятнадцать. Салат «Доминго», салат «Курица с овощами и ананасом», салат «Наполеон» две штуки. Супы: «Ла курже» – два, «Креме де шаторзе» – две штуки. Вторые блюда: «Пулькоги» – два, «Сосиски по-баварски на гриле» – два. Пиво – «Амстел», четыре по ноль пять.

Я быстро диктую с блокнота сделанные мною записи.

– Принято! Номер заказа – 63! – отвечает помощник повара, закончив делать пометки на экране монитора.

– Заказ 57, столик шесть! Готов! Первое, – сообщает он мне и командует: – Забирай!

– О’кей, кунчан-ним!

Подхватываю поднос с тремя большими тарелками из толстого белого фаянса и поднимаю его к плечу. Тяжёлый, зараза! А опыта таскания подносов с полными тарелками у меня – никакого.

Не торопясь, внимательно смотря под ноги, направляюсь к нужному мне столику. Если грохнусь, меня моя мЭнЭджерша, Хё Чжу, с говном сожрёт!

– Сегодня работаешь в зале, – с недовольным видом оглядев меня, сообщила она мне, когда я явился на работу. – У нас не хватает официантов. Только попробуй опозорить отель, что-то уронить!

– Да, кунчан-ним! – поклонился я. – То есть нет, кунчан-ним!

– Пффф, – презрительно фыркнула Хё Чжу, снова окинув меня взглядом, и высказалась о моих умственных способностях: – Я просто поражаюсь, как такую бестолковую, как ты, приняли на такую ответственную работу!

– Простите, кунчан-ним! – поклонился я.

– Иди, работай! Быстро! – приказала она.

– Да, кунчан-ним! – снова поклонился я.

Эту девку лучше не злить. Не знаю, чего ей там именно в жизни не хватает: секса, денег или уважения окружающих, но стерва она ещё та. Десять штрафных баллов она мне уже нарисовала, и на руки я получу уже не четыреста баксов, а триста восемьдесят. Но, как говорится, «ещё не вечер». До зарплаты целая неделя, и она вполне себе может уменьшиться стараниями Хё Чжу. На работе я большей частью помалкиваю и не выделываюсь, стараясь вжиться в чужой образ. Однако моя жизнь в «чужой шкурке» протекает сложно. В корейском языке четыре уровня вежливости. Все их нужно применять правильно. Это у меня получается плохо: то говорю недостаточно вежливо – собеседник обижается, то говорю слишком уважительно – окружающие смеются. Я никак не могу понять, как эти корейцы определяют уровень значимости собеседника? То, что «отдельного, самого по себе» корейца в природе не существует, это я уже понял. При знакомстве кореец обязательно скажет, какую должность он занимает, – президент компании такой-то, служащий компании такой-то, врач больницы такой-то. Одну лишь свою фамилию и имя он не назовёт никогда. Обязательно добавит «маркер», определяющий его социальное положение и указывающий, к какой прослойке общества он принадлежит. И вот в этих «маркерах» я вообще не петрю. Что круче, врач госпиталя Чон Гдон или врач государственной больницы Сола Чже? Работник государственной или частной компании? Совершенно без понятия! А вот местные прекрасно разбираются в этих нюансах! Спасает меня пока только то, что Юн Ми находится в самом низу социальной пирамиды, девочка и ещё почти ребёнок. К детям и девочкам тут отношение снисходительное. Считается, что этой категории граждан можно не блистать умом и сообразительностью. От них в основном требуется быть милыми и послушными. Окружающие над их ошибками с удовольствием и добродушно посмеиваются, однако запросто могут прочитать мораль – как нужно делать правильно. Причём совершенно незнакомые дядьки и тётки на улице. И если такое случается, то нужно внимательно их выслушивать, пока они не устанут и не наговорятся, кланяться при этом и уважительно благодарить за науку. Я уже несколько раз налетел на такое. С одной стороны – бесценный информационный канал для вживания в среду, с другой стороны – терпеть не могу, когда мне читают нотации! А именно так и происходит. Не чем иным, как нравоучительными нотациями, это назвать нельзя. Потом, кланяться я не привык… Ну не приучен я поклоны бить, как местные! Нет у меня такого навыка! Я уже краем уха тут услышал, проходя мимо как раз обсуждавших меня официанток, что Юн Ми – «гордячка, лишний раз спину не согнёт… Что у неё за воспитание?».