Заварив чай прямо в большой толстой кружке, она нарезала хлеб и сыр. Открыв компьютер, надкусила бутерброд. «Мм, совсем неплохо!» «Российский сметанковый» – значилось на этикетке. «И чего здесь так за заграничными сырами рвутся?» Она вспомнила, как охали их знакомые, смакуя моцареллу и пекорино, привезённые мамой из Италии. «Свой российский вполне приличный…» Лола запила бутерброд сладким чаем, в памяти всплыл давно забытый вкус детства.

Компьютер загрузился. Лола ввела оставленный тётей Галей пароль. От Даны пришло небольшое письмо, и это означало только одно: полиция не делала новых заявлений, конкуренты никаких сенсационных сведений не нарыли. Предварительные результаты вскрытия тел, которые Лола уже осветила в своей программе, сами по себе не давали ничего нового. Окончательное заключение пришло только сейчас и, по мнению Даны, совсем не продвинуло следствие вперёд. Лола вчиталась в короткий протокол. По обоим трупам подтверждались все первоначальные предположения – удушье вследствие отравления белладонной. У Миндадори под ногтями были обнаружены только микроскопические частицы материи его же носового платка и мельчайшей деревянной пыли, принадлежащей разломанному стулу, находящемуся рядом, которым обезумевший от выпитого яда мужчина, по всей видимости, крушил воображаемых противников. Время смерти – с трёх тридцати до четырёх утра первого января. Скорее всего, мэр так и остался в здании старого фуникулёра, когда остальные вернулись в отель. Во всяком случае, Лола не видела его в баре, но, как сказала Джема, он мог спокойно пойти спать к себе и уже оттуда вернуться на станцию… Зачем? Кто-то назначил ему встречу? Может, любовное свидание? Кстати, отравить любовника это очень по-женски… А если это сделал сын Валентины с подачи своей матери? Но тогда было бы логичней предположить, что Валентина Андреева имела связь с самим мэром, а вовсе не с шофёром автобуса Казини. Единственная серьёзная зацепка, за которую схватилась полиция, это биологическая субстанция на пиджаке Миндадори, принадлежавшая внебрачному сыну Казини… Сырые, несуразные версии не хотели складываться в связную цепочку. Лола вернулась к присланному протоколу. Время смерти Уго – с одиннадцати тридцати до двенадцати часов первого января. Под ногтями обнаружены частицы цемента и песочной пыли, совпадающей с пылью и цементом из коридора, где он был найден. Никаких следов чужой кожи или остатков волос. На куртке много разных следов и невидимых глазу пятен; сравнительный анализ показал, что все они принадлежали его квартирной хозяйке и персоналу отеля, с которым Уго отмечал Новый год на кухне. Все передвижения постояльцев во время убийства определены достаточно точно. ДНК, найденная на пиджаке мэра, на одежде Уго не обнаружена.

Чем же связаны эти два преступления? Если, как предполагает полиция, мэра убил незаконный сын Казини, зачем он отравил Уго? Самый простой ответ: Уго увидел убийцу и поплатился за это, его убрали как ненужного свидетеля. Вот почему нет никаких точек соприкосновения между двумя преступлениями. Многие журналисты до сих пор считают убийство мэра политическим заказом, и, если согласиться, что Уго убили только потому, что он оказался не в том месте и не в то время, эта версия имеет право на существование. Но какова вероятность политического убийства через отравление белладонной?.. Слишком замысловато! А если на это и делал ставку убийца, решив запутать следствие? Во всяком случае, Валентина, предполагаемая любовница Казини, работала у Миндадори, жила в его доме… От такого совпадения не отвертишься… И об этом никто, кроме их команды, пока не знает.

– Я на верном пути, – проговорила Лола и перешла к последнему абзацу письма Даны. Оно было полностью посвящено Капелини.

Оказывается, этот человек не был начальником полиции Аквилы, как сначала думала Лола, а являлся главным следователем работающей по всей Италии оперативной группы по особо опасным преступлениям. Он имел неограниченные полномочия и отличался диктаторскими замашками вкупе с оригинальностью мышления. За свои жёсткие и очень спорные решения был неоднократно «бит» самим министром внутренних дел, не говоря уже о СМИ. Далее Дана приводила ссылки, где можно было посмотреть информацию о делах, успешно раскрытых Капелини. Последнее из них, нашумевшее, было пятилетней давности, когда Лола ещё только мечтала о карьере телеведущей.

Капелини принадлежал к известной и богатой семье адвокатов Аморозо, но намеренно взял себе фамилию матери, чтобы не вызывать ассоциаций с адвокатским кругом. Жил он в центре Рима и мог позволить себе не работать; но, получив два высших образования (одно юридическое, второе дипломатическое), заделался обыкновенным следователем и очень быстро, пройдя все ступени должностной лестницы, был назначен главным сыщиком страны, оказавшись в стане врагов по отношению к собственной семье. Причину такого поступка Дана не знала. Никакого убийства жены, сестры или других близких родственников в прошлом, после которого у молодого Капелини мог вызреть план мести, повлиявший на выбор профессии, не обнаруживалось. Разыскать корни этого странного поведения Дана предоставила Лоле.

– Очень интересно… – проговорила она вслух. – Теперь понятно, откуда эти аристократические замашки и умение носить дорогую одежду.

Перед глазами встал Капелини со скрещёнными на груди руками; его длинные пальцы нервно подёргивались. «А интервью дал Бобрихе с Первого канала… Вот возьму и расскажу всё про лыжу, которая тогда ночью отъехала из-под моего окна, да ещё с комментариями! А что? Кому-то же она принадлежала? Кто-то же её потерял или бросил…» Лола обиженно хмыкнула и стала готовить место для сна.

Она залезла под одеяло и закрыла глаза. Два часа разницы с российским временем наводили тоскливую усталость. Лола не любила и не привыкла вставать рано и с грустью представила свой утренний подъём и зябко поёжилась. «Поднимусь часов в восемь, не раньше… Около девяти поеду по адресу, где этот Андреев проживает, задам все вопросы. Потом в паспортный стол. Если никаких следов Валентины не отыщется, к нотариусу заеду, тем более что по дороге, а там…»

Яркий луч ворвался в гостиную, высветив часть комнаты и диван, на котором она лежала. Лола резко открыла глаза. «Это фонарь над входом, который на движение срабатывает, – догадалась она. – Это что же получается, кто-то у дома ходит?..» Надрывно залаяла соседская собака, налетевший ветер закрутил позёмкой, гулко бросил снег на окно гостиной, зашумели ветви потревоженных ёлок. Все эти непривычные, новые для неё звуки настораживали, казались непонятными и опасными. Фонарь погас. Лола закрыла глаза и заставила себя успокоиться. «Кошка, наверное, пробежала, а может, собака, вот он и зажёгся». Она повернулась на бок, поправив одеяло.

Странный шорох пролетел по комнате. Лола лежала не двигаясь. Звук повторился, легко пробегая и шурша по противоположной стене. «Да я здесь не засну никогда!» Она села, пытаясь присмотреться к окружающим предметам. Комната вновь озарилась ярким светом. Занавесок на окнах не было, и Лола вздрогнула, почувствовав себя как на сцене. Неприятный шум опять пролетел по стене. Она напряглась, вглядываясь в ту сторону и судорожно соображая, что бы это могло быть. «В каминной трубе кто-то ворочается?! Да нет, скорее на мышь похоже, как будто сверху по стене пробежала. Бегают они по стенам? А если не мышь, то что?»