— Вас покалечила лошадь. Вы попали ей под копыта… — услышал голос и отвлекся от запахов.

— Но я не помню такого… В голове до странности пусто.

— Знахарка сказала, что от удара по голове подчас память мутится. Возможно, вы вспомните позже…

Она солгала. Он ощутил это так же верно, как если бы незнакомка сказала об этом сама… Запах горького миндаля забил ему на мгновение ноздри и растворился.

— Кто я? — спросил он ее.

— Вы… конюх. Работаете в конюшне…

— Мое имя?

Простой, казалось, вопрос, но запах горького миндаля заставил его скривиться от омерзения.

А незнакомка ответила не без заминки:

— Питер Харрел. Вы недавно у нас… Сказали, что явились из Дарема.

— Дарем… — повторил Коллум, надеясь, что в голове вспыхнет хоть что-то. — У меня там семья? Дочь? — заглянул он в глаза незнакомке. — Я вижу девочку с белыми волосами…

— Я… я даже не знаю, — отозвалась она. — Вы мало о себе говорили. Возможно, кто-то из слуг знает больше…

И он вдруг понял, что она из богатых. Отчего-то изначально посчитал себя равным… Не почувствовал разницы. Вот он дурак: откуда сиятельной леди знать о семье какого-то конюха.

— Сколько я так пролежал? — задал он новый вопрос.

— Два дня.

— Долго.

— Знахарка осмотрит вас, как только освободится. Сейчас она занята девушкой…

— … Той, что постоянно кричит?

— Кричит? — Собеседница, он заметил, прислушалась. Тревожная складка пересекла ее лоб.

Неужели не слышит? Эта девица вопит на весь дом. — В доме тихо. У девушки… выкидыш.

Коллум глянул на нее большими глазами: выкидыш. Вот, значит, что за запах саваном повис в воздухе: запах крови. Густой как гороховая похлебка и столь же ядреный, он заставил его сглотнуть, ощутив голодные спазмы в желудке.

— Вы голодны? — осведомилась собеседница. — Я велю принести вам еды.

— Благодарю, — сказал он и снова услышал метания девушки, потерявшей ребенка.

Она то ли плакала, то ли скулила, и звук этот был Коллуму неприятен. Ему очень хотелось перестать его слышать… Побыть в тишине. Подумать и, может быть, вспомнить хоть что-то…

Что-то о том, почему, например, эта девушка рядом, эта леди в дорогом, расшитом жемчугом платье, вызывает в нем странные, неуместные чувства: нежность, желание прикоснуться, откинуть со лба прядку волос. Он что, был тайно влюблен в собственную хозяйку? А в том, что она госпожа этого дома, сомневаться не приходилось.

Коллум тряхнул головой, и в ней загудело.

— Только не поднимайтесь с постели, — сказала девушка с беспокойством. — Вам еще слишком рано.

И он удивился вдруг, что она говорит ему «вы».

— Простите за этот вопрос, но как вас зовут? — спросил он. — Я не помню совсем ничего.

И снова полыхнуло пожаром по коже — девушка покраснела.

— Аделия Айфорд, — сказала она. — Я — хозяйка этого дома.

Он повторил про себя: «Аделия Айфорд», и сердце чем-то особенным отозвалось. Он точно знал эту девушку прежде и чувствовал что-то помимо почтительности простого слуги… Может быть, они были любовниками? Он посмотрел на нее.

Точеный овал белого личика с проступающими веснушками, темно-каштановый цвет волос у корней и совершенно немыслимый рыжий на кончиках. Осветляла, понял он вдруг, и решил, что шатенкой она нравится ему больше. Нравится? Кровь Христова, он точно был увлечен этой женщиной. А она, она тоже была к нему расположена? Потому-то и беспокоится, и краснеет…

— Благодарю за заботу, — произнес вслух. — Ваше участие много для меня значит.

Аделия Айфорд потупила взор, но, взяв себя в руки, кивнула.

— Я велю принести вам еды, — сказала она и поспешила выйти из комнаты. — Поправляйтесь, мы все переживали за вас.

Новоявленный Питер Харрел был абсолютно уверен, что ей бы хотелось остаться, побыть рядом с ним, но причины для этого не было. Девушка вышла, и другая служанка, совсем юная девочка, юркнула в угол на стул.

— Если что-то понадобится, только скажите, — улыбнулась она.

Питер нуждался только в одном: вспомнить, кем был до происшествия с лошадью. А в этом, увы, юная Керра помочь не могла…

Вскоре служанка с внимательными глазами принесла ему целый поднос угощений: пирог с куропаткой, похлебку со взбитыми яйцами и салат из лосося с луком и фиалками. Кажется, ее звали Глэнис… Он услышал, что ее зовут так еще до того, как женщина вошла в комнату: в коридоре к ней обратился мужчина, и Питер подслушал. Еще тот мужчина сказал: «Надеюсь, господин Шерман не прознает о нашем обмане».

О каком господине Шермане они говорили? Что за обман затевала эта на вид благочестивая женщина и незнакомый мужчина? Питер подумал, что надо бы это выяснить ради леди с веснушками на лице.

Что-то подсказывало: она всегда его выслушает и поверит.

40 глава

Аделия задремала у постели сестры. Долго сидела, держа ее за руку и наблюдая, как она спит, а потом задремала… Всё гадала, что побудило ее выпить настойку Бевин, которую девушка посчитала ядом, что заставило захотеть свести счеты с жизнью.

Ее Маргарет, так любившую жизнь, ничто не могло выбить из колеи… По крайней мере, так ей казалось до этого дня. И вот она белая, словно наволочка подушки, лежит чуть живая на этой постели, и Аделия мало чем может помочь.

Только лишь задаваться вопросом: зачем?

— Зачем ты сделала это?

Она не заметила, как задремала, и проснулась от ощущения сквозняка, морозцем пробежавшегося по коже, поежилась и огляделась. Окно было заперто, а вот дверь оказалась открытой… Странно, ей казалось, она ее запирала.

Аделия встала и направилась к двери, но замерла вдруг посреди шага: ей припомнились ночь в лесу и нападение зверя на дом Джорджа Мэдуина. Зверь тогда пробрался через заднюю дверь и, по слухам, убил трех человек… Святые угодники, вдруг он и сейчас в доме? Пришел воротить то, что сам же и отпустил…

«Я хотел забрать только вас».

Девушка отступила было на шаг, подальше от пугающей темноты за порогом комнаты, но устыдилась собственного испуга: что, если зверь убьет кого-то из домочадцев по причине ее малодушия. Она себе этого не простила бы… И переступив через страх, она подошла к двери и выглянула наружу.

Там было тихо и пусто. Почти как в лесу в тот самый вечер… Свет свечи с трудом разгонял тени по обе стороны длинного коридора. Аделия вся обратилась в слух, и вдруг, как ей показалось, уловила шаги…

Тихие.

Неторопливые.

От страха у нее сердце захолонуло, и ноги приросли к полу. Только глаза продолжали глядеть в темноту…