— Чья теперь очередь? Мэгги, завтра возвращается твоя соседка — вдруг оборотень придет за ней? Билли Ольсон показался рядом с нами — возможно, он станет следующей жертвой? Как я говорил Джеффу, мы не в состоянии играть с противником, потому что у нас слишком много слабых мест, куда он может нанести удар, имея целью выманить меня. Поскольку он, как бы то ни было, пришел именно за мной.

Но почему? Ториан дель Ториан сомневался, что это как-то связано с распорядителем дуэлей или Домом Стали, несмотря на то, что формально он является предателем. Такие дела решают на поединке, а Ториан дель Орвальд не станет ворошить старую историю.

Лицо юного Ториана было мрачно.

— Ты, значит, думаешь, что он угрожает…

— Не то чтобы угрожает. Это можно рассматривать как предложение. Сын ведет себя весьма вежливо — по меркам своего народа. Его действия объясняют, чего он хочет: если я выйду против него, если я сражусь с ним один на один, он не тронет вас. Вот чего ему надо! Все могло бы оказаться намного хуже. Он мог бы убить тебя, Ториан, а потом предложил бы мне поединок, чтобы спасти жизнь твоей матери. Или он мог бы убить Мэгги…

Девушка крепко сжала руки — она удивительно сильная. Она всегда была сильной, да и физическая сила выражается не только в размере мускулов.

— …он мог бы убить Мэгги, — продолжал Ториан дель Ториан, — а затем напасть на тебя, дав тем самым мне понять, чего ему надо — в точности как сегодня ночью, когда он убил женщину.

— Но как? — Юный Ториан рассердился. — Нас же было трое, у меня меч…

— Ты выскочил в темноту, полагаясь на то, что Билли и Мэгги прикроют тебе спину. Но кто бы прикрыл спину им самим? Это старый трюк, Тори, — нападай не на первого из противников, а на последнего, и так постепенно продвигайся вперед. Однажды я с помощью этого приема выиграл пари у капитана «Лазурного». — Ториан снова улыбнулся. — Выбор у нас невелик. Мы можем позволить ему убивать снова и снова, пока ему не надоест. Или мы можем дать ему то, чего он хочет, прямо сейчас. Я вовсе не так стар и слаб, как вы, кажется, считаете. Лично я полагаю, что у меня есть шанс.

— Отец, если он убьет тебя, я отомщу…

— Только попробуй! — Ториан дель Ториан вскинул руки. — Тебе не приходило в голову, что он, возможно, того и добивается?.. Мы имеем дело с Древними, Ториан. А их трудно понять. Они очень хитры и весьма терпеливы. Ты же знаешь историю о Погоне за Хёниром. Нам бы с тобой и в голову не пришло посадить семечко, чтобы вырастить дерево, направляя его рост, аккуратно подрезая и подвязывая ветви. И зачем? Чтобы в один прекрасный день, спасаясь от преследующих тебя всадников, добраться до этого дерева, мгновенно вскарабкаться по ветвям, взлететь наверх и ножом вырезать из-под коры меч, который ты сам некогда туда воткнул. А ведь длинноногий Хёнир так и поступил однажды.

Ториан помолчал.

— Нет, он поступил так по крайней мере однажды. А может, и не однажды. Единственное, в чем я уверен, так это в том, чего Сын не хочет. А не хочет он, чтобы ты оставался здесь, чтобы поступил так, как решили вы с Йеном: закончил учебу, а потом отправился искать самоцветы Брисингамена. Потому что в таком случае Сын ничего не добьется. И именно это ты, Ториан дель Ториан Младший, и сделаешь, чтобы отомстить за меня. Ты…

Ториан умолк: официантка принесла огромный поднос, сплошь заставленный блюдами, которые выглядели замечательно, а пахли еще лучше.

Первую тарелку официантка поставила перед Торианом. Там лежали полдюжины ломтиков мяса молодого барашка, сверху обгоревших до угольков. Однако когда Ториан потыкал в них ножом, выяснилось, что внутри они красные, недожаренные и с кровью.

В баранине ощущался чеснок и тот неожиданный лимонный привкус, который понравился Ториану, — точно так же, как и смесь других специй, ему незнакомых. Не спеша он отправил в рот первый кусок. Надо еще о многом поговорить, а времени мало, но не стоит комкать свою последнюю трапезу.

Будь у Ториана выбор, он никогда бы не очутился в этом ресторанчике — хотя бы потому, что раньше никогда о нем не слышал. Он бы предпочел, чтобы его последней трапезой стал праздничный обед в День Благодарения, потому что это была его любимая трапеза дома — то есть в Хардвуде.

Нет, снова нет, сначала он был прав: дома. Его любимая трапеза дома.

— Ты, юный Ториан, будешь все делать так, как решил раньше, держа глаза и разум открытыми, не забывая, кто ты и что ты. Ты — Ториан дель Ториан, сын Ториана дель Ториана и Карин Релке Торсен, и должен вести себя соответственно.

Юный Ториан склонил голову. Это уже был не поклон-укор, а поклон, означающий вынужденное согласие. Вынужденное, но тем не менее согласие.

— А теперь, друзья мои, — сказал Ториан дель Ториан, поворачиваясь сначала к Билли Ольсону, затем к Джеффу Бьерке и напоследок поглядев с любовью на своего свертброра, своего собрата по оружию, на Мэгги дель Альберт, — давайте насладимся обедом.

Все четверо уныло ковырялись в тарелках. Впрочем, у Торри, как видел его отец, точно была на то причина: хватило бы одного вида лепешки из измельченной говядины, покрытой бледным и ужасного вида зеленым сыром, чтобы лишиться аппетита — даже перевари он ее отвратительное название.

Ториан дель Ториан еще раз откусил кусок баранины.

Чудесно.

Птица, должно быть, заметила их накануне, но Йен увидел ее лишь утром, когда они снялись с лагеря и вышли из соснового бора на тропу.

Сначала он принял птицу за орла — выше в горах водилось немало орлов, вивших гнезда под самыми облаками. Но… И голова не как у орла, и крылья не орлиные. Йен почти сразу понял: это либо Хугин, либо Мунин.

Хорошо бы возвращение воронов на Харбардову Переправу не означало появления поблизости Харбарда, или Одина, или как он там себя сейчас называет. Йен был высокого мнения о своих дарованиях, но его с «Покорителем великанов» Одину хватит на один зуб, даже если Один будет без своего копья, Гунгнира, а Гунгниром он способен, самое малое, уничтожать целые армии.

Впрочем, совершенно бессмысленно изводиться по этому поводу — точно так же, как в детстве не стоило гадать, что делать, если русские — то есть Советы: в те времена еще существовал Советский Союз — таки запустят свои ракеты.

Почему-то эта мысль не оказала того успокаивающего воздействия, на которое уповал Йен.

— Могу ли я что-нибудь для тебя сделать, Йен Серебряный Камень? — спросил ехавший на пони Валин.

Это униженное подобострастие, все более усугублявшееся, уже успело навязнуть в зубах, однако Йен тут был бессилен. Стоит найти Валину какое-нибудь занятие, как тот с радостью за него хватается — к примеру, он на удивление быстро сплел спальный коврик из сосновых иголок, — а потом просит еще работы. Если Йен отвечал «нет», Валин через минуту или две приходил к выводу, что теперь-то Йену Серебряному Камню наверняка что-то требуется, просто Йен Серебряный Камень по каким-то причинам забыл об этом упомянуть.