Этот звук наконец прорвался в его затуманенный страстью мозг, напомнив о чем-то еще более существенном, чем накал желания. Он поднял голову.

– Скажи мне что-нибудь, Мэриан, – проговорил хрипло. – Скажи, что ты понимаешь все значение… того, что мы сейчас делаем.

Подчерненные ресницы взлетели вверх, открыв затуманенные страстью глаза необыкновенного зеленого цвета, однако песня не перешла в слова. Он просунул руку между ее бедер. Они с готовностью раздвинулись. Он стал нежно ласкать влажные, чувствительные, скрытые внутри складки женской плоти. Она содрогнулась. Мелодия затихла. Она ловила ртом воздух.

Ее ничем не сдерживаемой страсти невозможно противостоять. И все же… Доминика будто током пронзило. На него снизошло внезапное прозрение. Если сейчас Мэриан удовлетворит свою страсть, не обнаружив себя, может случиться, что всю оставшуюся жизнь она так и проведет, замкнувшись в своем особом мире, не допуская туда никого. Желание – вот самое мощное оружие, которым он может воспользоваться для того, чтобы вызвать к жизни все возможности этой сложной восхитительной натуры. – Ну пожалуйста, произнеси мое имя. Или хотя бы одно только слово «да».

Она закрыла глаза, отвергая его настойчивую мольбу. Ногти ее вонзились ему в спину.

Он мысленно обозвал себя круглым идиотом, однако хрипло сказал:

– Я не буду продолжать, пока не услышу твой голос. Если ты мне не доверяешь, мы не можем быть вместе.

Ни слова в ответ. Лишь беспокойные, сводящие с ума движения рук.

Он оторвался от нее. С огромным усилием приподнялся на одной руке. С настоящей физической болью смотрел на нее сверху вниз. Такая желанная, такая прекрасная. Мечта его сердца. Притягательная и опасная, как сказочная фея Китса.

– Прости, любовь моя, – еле слышно прошептал он. – Мне очень жаль.

Он начал медленно подниматься. Пока еще есть силы, надо попытаться это сделать.

Ее глаза широко раскрылись. Она не поверила своим ушам. Нет, он не может сейчас остановиться! Она просто сгорит!

Ореол вокруг его головы полыхал пурпурным цветом жаркой страсти, однако он поднялся на ноги. Он действительно собирается ее оставить… Нет, этого она не вынесет. Она не может позволить ему уйти, она должна удержать его, пусть даже ценой утраты своего мирка, защищавшего ее столько лет.

В отчаянии она схватила его за руку.

– Нет! – С помощью пения ей удалось в течение стольких лет сохранить голос. Но губы с трудом произносили слова.

Она заговорила, запинаясь после каждого слова: – Пожалуйста… не… уходи.

В одно мгновение выражение его лица изменилось.

– О Мэриан! Любовь моя!

Он схватил ее в объятия, покрывая жгучими поцелуями. Ласки его доводили ее до безумия. Бедра ее лихорадочно двигались словно сами по себе. Она почувствовала, что больше не выдержит. Все тело сотрясали судороги.

Он крепко прижимал ее к себе. Ей казалось, что она скатывается куда-то… где никогда раньше не бывала. Он проник между ее бедер. Она открыла глаза, упиваясь его лицом, впитывая его в себя. До чего же он хорош! И какой широкоплечий, мускулистый. Тело украшают ее менди. Наконец-то, наконец она нашла свою пару.

Резкие морщинки вокруг его глаз говорили о том, как трудно ему двигаться медленно, неторопливо, не ворваться в нее резкими толчками, подобно взбесившемуся жеребцу. Она изогнула спину, облегчая ему путь, впуская его в себя. Так вот в чем разница между человеком и животными! В этой нежности, еще более мощной и оглушительной, чем страсть…

Он заполнил ее всю. Он словно растянул ее плоть. Неожиданное, даже пугающее ощущение… но и приятное тоже. Вот этой прожигающей, опаляющей близости она и жаждала больше всего. Когда два тела, растворяясь в огне страсти, будто тают, сливаются в одно. И еще – появляется непреодолимая, страстная потребное и, отдать столько же, сколько получил.

Они двигались в бешеном ритме. Мэриан с изумлением почувствовала новый прилив желания. Ренбурн задохнулся, начал мощными движениями входить в нее, не владея собой. Тела их, извиваясь, катаясь по ковру, передвинулись к скамье. Она прижалась к нему, обхватила его ногами, ощущая, как он проникает не только в глубь ее тела, но в самую душу, наполняет ее светом, изгоняет мрачные тени, которые преследовали ее всю жизнь.

Он вскрикнул, весь напрягся, затвердел. Потом сильно содрогнулся. Он пролил в нее свое семя. Ей показалось, что она на грани безумия. Сегодня она узнала, какое это непередаваемое ощущение, когда достигаешь вершины вместе с возлюбленным, в его объятиях.

Он крепко прижимал ее к себе. Понемногу страсть утихла. Пульс, дыхание вернулись в норму. И вместе со здравым смыслом явилось сознание того, что она сегодня возродилась к новой жизни, в другом мире, который предстоит осваивать.

Мир и успокоение. Удовлетворение. Любовь. Он лежал на боку, сонно поглаживая ее спину. Она спрятала лицо у него на плече. Сверкающие волосы рассыпались веером.

Какое чудо, что она все же решилась заговорить… Разрушила последний барьер… И все же, пришло ему в голову, никакие слова не в силах описать то, что сейчас произошло между ними.

Прохладный ночной воздух холодил влажные тела. Доминик достал свернутое одеяло со скамьи, накрыл их обоих. Сколько еще времени они смогут упиваться этой молчаливой близостью? От фактов не уйдешь – ящик Пандоры открыт, и теперь его уже не закроешь.

Внезапно он заметил, что она тихо плачет. Встревоженный, он откинул густые пряди с ее лица. Попытался разглядеть его выражение.

– Что случилось, Мэриан? Я сделал тебе больно? Она покачала головой и снова спрятала лицо.

– Тогда почему ты плачешь так, как будто у тебя сердце готово разорваться?

Она казалась такой хрупкой в его объятиях! Он мысленно отругал себя за то, что позволил страсти затмить рассудок.

– В чем же дело, радость моя? Скажи мне. Теперь, когда я знаю, что ты можешь говорить, я хочу слышать все. Она произнесла хриплым шепотом:

– Я… я даже не понимала, насколько я одинока. Эти слова едва не разорвали ему сердце. Вот она и стала беззащитной перед ним, как он и хотел. Но он понял, что не может этого вынести.

Он нежно смахнул слезы с ее щек.

– Ты никогда не будешь одинока. Пока я жив. Она вздохнула, по-видимому, не до конца убежденная, Доминик же осознал: он только что дал обещание, которое, возможно, не сможет выполнить. В растерянности он переменил тему: .

– Значит, ты никогда ни с кем не говорила? Даже с Камалем?

– В этом не было необходимости. – Она высвободилась из его объятий, повернулась на спину, улыбнулась. – Камаль не действует на меня так, как ты.

Он усмехнулся:

– Люди в твоем присутствии вели себя так, будто ты неодушевленный предмет. Но ты-то наверняка понимала все, что происходило вокруг.