Если бы электроман увидел меня, моей жизни осталось бы секунды две — сколько летит очередь плазменных шариков — но он не видел. Мой последний приказ переподчинил инфор безумца лунной сети, а через нее — моему собственному компьютеру, и тот добросовестно замазывал мое изображение, выводя на козырек инфора реконструкцию — каким выглядел бы опустошенный купол, если бы по нему не брел, стараясь ступать в одно и то же время торопливо и осторожно, некий Миша Макферсон. В самой методике нет ничего нового — похожим способом инфоры избавляют нас от навязчивой рекламы, — но, чтобы подшутить таким образом над ближним, требуется самое малое полицейский допуск.

Я не собирался подбираться к электроману вплотную — ровно настолько, чтобы всадить заряд плазмы точно в грудь, потому что голова этого уникума нам еще очень пригодится. Но вышло иначе. Милицейские, очевидно, устав ждать, открыли беспорядочный огонь из парализаторов — забыли, наверное, что на центровых оружие подобного рода не действует. Мне пришлось отскочить за глиссаду, чтобы не попасть под шальной луч, а берк шарахнулся, забившись в глубь запечатанной отводки.

— Проклятие! — Я прибавил ходу, уже не заботясь о скрытности. Неизвестно, сколько еще продержится моя «огненная стена». Стоит тому, кто стоит у меня за плечом, шутя понизить мой уровень контроля, и мираж, застилающий берку глаза, развеется.

Перепиленная удачно легшей очередью глиссада опасно подрагивала под ногами. Я оттолкнулся, прыгнул — не рассчитав, поскользнулся, приложился всем телом о глухо брякнувший ситалловый лист, и засучил ногами, пытаясь нашарить хоть какую-нибудь опору…

И в этот момент берк снова выступил на галерею.

Огненная надпись «ДЕФЕКТ РЕКОНСТРУКЦИИ» мелькнула у меня перед глазами, но я уже сам потянулся к бластеру, потому что еще до этого мгновения плечи центровика напряглись, выдавая изумление, потому что разбитые камеры на какую-то долю секунды не смогли обеспечить программу-моргану материалом для работы — а потом берк отбросил с глаз предательский козырек, и увидел меня уже окончательно и полностью, поднимая руку, в которой зажат неожиданно огромный бластер. Оставив попытки удержаться на рифленом ситалле, я повис на столбике перил, свободной рукой сдергивая с пояса оружие, уже понимая, что не успею выстрелить первым, и одновременно гадая, почему мне должно показаться знакомым лицо безумца. Комок лилово-красного огня метнулся ко мне, точно в поисках убежища — и зарылся в пол. Я вскинул свой бластер, судорожно нажал на спуск, почти в оцепенении наблюдая, как клочья пламени расплескивают металл в нескольких метрах от моего лица. Первый мой выстрел лег слишком низко, но берк от испуга пошатнулся, теряя равновесие, и промедление оказалось для него роковым. Тщательно прицелившись, я всадил заряд прямо в туловище бедного придурка. Потом пальцы мои разжались, и я рухнул вниз, в груду сизого пепла, вздымая мутные облака.

Линь с медскенером примчался раньше, чем мы с Эриком отправили милицейских по домам и извлекли половинки электромана из погорелой клумбы. Он приплясывал от нетерпения и ругал нас (в особенности вашего покорного слугу) черными словами — дескать, где Макферсон прошел, там трупов немеряно-несчитано. Это, однако, не мешало ему аккуратно отделять голову от тела (собственно, тела не было; заряд прожег центровику грудную клетку, и плечи соединялись с животом при посредстве обугленного позвоночника). О восстановлении речь не шла, так что главным было опознать нашего своеобразного знакомца — кто таков, как дошел до жизни такой, и не числится ли за ним подобных делишек в прошлом. Голова была торжественно засунута в скенер, и по козырьку линева инфора поползли листы доклада. Прочесть, что там такого понаписала машина, я не мог, но лицо Линя меняло выражения с легкостью необыкновенной: скука… интерес… изумление… недоверие… потрясение… злорадство… невыносимый ужас… и оцепенение, плавно переходящее в кому.

— Ты знаешь, Миша, кого ты сейчас подстрелил? — спросил он все с тем же кататоническим выражением лица. — Офицера Колониальной Службы Игоря Козина.

Я понял, что тоже впадаю в кататонию. Или шизофрению. Или слэнпыли нанюхался вместе с дымом. Колониальщик, репрограммированный против всех возможных наркотиков — центровой?! Зато теперь понятно, почему его лицо мне показалось знакомым…

— И элманом он не был, что вы мне крутите, — бормотал Линь. — Нет у него центрового чипа. Даже следов перегрузки центра наслаждения не видно. Репрография — да, изрядно. А это…

— Что за репрография? — Собственный голос показался мне чужим.

— Откуда я знаю? Я не волшебник. Спроси того, кто делал.

— А кто делал?

— Да что ты ко мне пристаешь со своими дурацкими вопросами! — взвился Линь, выключая скенер. — Подумай лучше, как ты будешь с голубцами объясняться!

Да. Вопрос преинтереснейший. И ведь придется мне объясняться, почему это офицер-голубец разбушевался в центре города, начал палить по людям и деревьям? И, что самое радостное, придется держать ответ и за его смерть — будто у меня был выбор! Всем известно, что на центровых не действует психотроника — никакая, ни парализаторы, ни гаузеры, а уж о блиссерах и речи не идет. Но кого это волнует? Во всем виноват Макферсон! Козла отпущения нашли.

Шеф уже поджидал меня на терминале, пыхтя и шипя. Забавными мне подобные выверты уже не казались.

— Миша!.. — начал он, но я его перебил.

— Знаю. В следующий раз постарайтесь не обращаться ко мне за помощью, когда начнется пальба.

— Меня не пальба интересует! — Шеф надулся — дескать, как это я мог заподозрить его в столь низменных побуждениях. — Десять минут назад мне позвонил голубец один, Еринцев, потребовал прекратить бесчинства!

Соображал я медленно — секунды три. Десять минут назад о случившемся знали свидетели, но все они стояли рядом со мной. А еще об этом знали сьюды. Вездесущие, всевидящие псевдоинтеллекты. И получить от них информацию можно было, только имея допуск — и заранее догадываясь, чем интересоваться.

Или… Только тут я заметил, что внизу козырька мелькает иконка — сообщение от шефа. Я развернул его украдкой, глянул мельком — так и есть, разговор с Еринцевым в записи, время… Сверился с отчетными файлами инфора.

Колониальщик позвонил шефу еще до того, как я убил Козина. Это случилось через пятнадцать секунд после того, как я отгородил купол Чаплина от глобальной лунной опсистемы «огненной стеной».

Я с трудом верил, что голубец мог допустить такой нелепый промах. Значит… непонятно что, но значит.

— Я тебе приказывал скрыться с глаз моих? — Шеф перешел к риторическим вопросам — значит, начал уже остывать. — Я тебе говорил не лезть под ноги? Что ты вообще делаешь в Городе?

— С групарями разбираюсь, — буркнул я. Меня раздражали незаслуженные попреки, на которые я вдобавок не мог дать достойного ответа.

— Вот и разбирайся! — рявкнул шеф. — Проваливай!

Объем погас.

Я тоскливо побрел к транспортерной кабинке, размышляя, куда бы мне податься, чтобы никого не видеть, не слышать и не думать. Разумеется, не домой. Там меня станут искать в первую очередь (а искать станут; если не люди Меррилла, так коллеги с соболезнованиями — ни на тех, ни на других смотреть не хочу).