Кровь стала литься на московских площадях рекой. Пытки и казни уже никого не удивляли. Содрогнулась не только Москва, вся Русь почувствовала на себе тяжёлую царскую длань, немало жизней загубил Иван Васильевич ещё до введения страшной опричнины...

Слуги притихли, забившись в углы, — государь бушевал. Не желая попасть под его тяжёлую руку, все кто мог, попрятались.

— Кому верить могу? Кому?! — Иван едва не потрясал кулаками, глаза его метали молнии, голос хрипел. Только что принесли известие, что в Литву бежал Вишневецкий. Тот самый Дмитрий, что не так давно помог отбить наступление Девлет-Гирея. Неужто всё это время действовал по наущению проклятого Сигизмунда? Этот вопрос не давал покоя Ивану. Если так, то польскому королю впору посмеяться над московским царём.

Ярости Ивану добавляло и то, что Сигизмунд совсем недавно при попытке сосватать его сестру Екатерину выставил такие условия, что хоть пол-Руси отдавай за красавицу. Теперь перебежки к проклятому сопернику заставляли царя скрипеть зубами от ненависти к Литве и её правителю.

В Москве родственников Сигизмунда немало, добрая половина потомков великого князя Гедимина, многие литовцы бежали на Русь, поссорившись с правителем Литвы. И что теперь? Побегут, как Вишневецкий, обратно?

Государь и сам наполовину литовец по матери, но мысль о том, что любой обиженный им князь переметнётся к Сигизмунду, приводила Ивана в такую ярость, что готов был растерзать предателя, если бы смог достать. Хуже всего, что ими вдруг стали не обиженные на государя Старицкие, с теми ясно, тётка Ефросинья всегда мечтала посадить на трон своего сына, а ближайшие помощники, кто жизни не жалел на полях сражений.

Помимо Бельского и Вишневецкого, под подозрение попали братья Воротынские. Но это хоть понятно — государь ущемил их в желании получить в наследство от умершего старшего брата богатый удел. Новое земельное уложение обидело этих бояр больше других, и князь Михайло нагрубил государю в запале спора. Поплатились жестоко оба, одного с семьёй отправили на Белоозеро, второго в Галич.

Последним из адашевских сотоварищей попал в опалу Дмитрий Курлятев. В его вину даже сам Иван долго не верил, отправил с глаз долой в Смоленск и попытался забыть. Но напомнили.

Царь не мог поверить в то, что услышал: опальный Курлятев пытался бежать в Литву?! Иначе для чего было ездить вдоль границы?

— Покажи, — протянул руку к дьяку, читавшему объяснение князя.

Впился в текст сам, метался глазами по строчкам, на скулах ходили желваки, глаза побелели от злости.

Князь Дмитрий Курлятев пояснял, что попросту заблудился и ехал не той дорогой. Иван хмыкнул: чего было мотаться вдоль литовской границы вместе со своей свитой, вооружённой до зубов? Бежать, бежать собрался князюшко...

В руке Ивана хрустнул скомканный лист грамоты от Курлятева. Почему-то этот хруст добавил злости царю. Участь опального князя была решена.

Сначала его отправили к монахам в Рождественский монастырь на Ладоге, а потом заключение стало построже — перевели в Иосифо-Волоколамский монастырь, настоящую тюрьму. Иван не пощадил и жену боярина с его дочерьми, эти были пострижены и отправлены в Челмогорскую обитель под Каргополем, с тем чтобы все вокруг забыли о такой семье!

Иван ещё раз показал: предателей не пощажу!

За окном от ветра поскрипывало старое дерево. И чего не срубят, ведь вот-вот свалится? Иван задумался: берёза небось росла ещё при деде... Дед у него был замечательный, жаль только, что внук его в живых не застал, Иван Васильевич помер за тридцать лет до рождения внука. Сильный был правитель, Московию воедино собрал из отдельных княжеств, татарам отпор дал, перестав платить дань. Бояр прижимал сильно, стараясь, чтобы его власть над их властью была. Не подчинился Новгород, так он и Новгород пресёк, даже знаменитый вечевой колокол в Москву привёз! Одна воля должна быть на Руси — царская! Других не терпел. Вот как надо!

Иван настолько задумался о своём деде-тёзке, что даже забыл о притихшей рядом жене. Та подала голос сама:

— Государь... ты болен...

— Нет! — резко отвернулся от жены Иван. Однако его рука снова невольно потянулась к причинному месту.

— Болен... — тихо, но настойчиво повторила Мария. — Тебе лечиться нужно. — Добавила со вздохом: — Теперь и мне...

Вздохнул и сам Иван. Он-то хорошо знал, что не всё в порядке, но надеялся, что если женится и перестанет брать на ложе одну девку за другой, то всё наладится.

Мария, поняв, что права, тяжело задумалась. Она помнила горькую участь подруги, муж которой заболел дурной болезнью и заразил её. Царь Иван недоверчив, мнителен, с ним надо осторожно, это говорил ещё брат Михаил, тем более если дело касалось его мужской силы. Молодая царица вдруг осознала, в какую западню попала. Что она может? Выговаривать мужу за непотребные утехи? Но тогда и в монастырь отправлять не станет, отравит ядом, и всё. Не замечать? Сама заболеешь сильнее мужа. Пока муж её ещё любит, но Кученей достаточно умна, чтобы не заметить, что начала надоедать супругу. Даже красота приедается, если нет души, а её у черкешенки не было. Жестокая, злая, ненавидевшая и презиравшая всё русское, даже при себе державшая только своих служанок, она быстро стала в Москве такой же нелюбимой, какой была мать Ивана Васильевича Елена Глинская.

— Я лечусь... — вдруг пробурчал Иван.

Он-то лечится, а ей как? Лекарю свои беды не поведаешь, а русским мамкам царица не верит, всё ждёт, что отравят. Оставалось уповать на волю Господню, но и веры истинной не было. Свои обычаи царица оставила, а новые приняла лишь для виду, потому как нельзя без того. Вот и жила бездушная, ни во что не верящая жестокая красавица в богатом дворце, окружённая златом и серебром, начавшая понимать, что не в этом счастье. Ей бы полюбить мужа от всего сердца, пригреть пасынков, государь бы в ней души не чаял, милостями своими осыпал, но не дана бездушным любовь, не могут жестокие приласкать кого-то. Сама не была счастлива пустая сердцем Мария-Кученей и других своим теплом не отогрела. И от людей тепла тоже не видела, не любили красавицу на Руси, померла, так и не вспомнил добром никто.

Бездеятельность одинаково губительна для всех людей — и для простых смертных, и для правителей. Без толкового занятия человек опустошается душой, и у него появляется болезнь, называемая скукой... А когда и дела появляются, то исполнять их уже не хочется. Вот и мается человек, придумывая себе развлечения, часто совсем никчёмные. А иногда весьма опасные для окружающих.

Скучая и не желая толком ничем заниматься, Иван развлекался самым жестоким и непотребным образом. Красавицы жёны да и множества девок, приводимых по первому требованию, ему было мало, вернее, надоели. В его жизнь на несколько лет прочно вошёл Федька Басманов.

Сын опытного заслуженного воеводы Алексея Басманова, больше похожий на девку, чем на молодого парня, знал все слабости своего покровителя и умел угождать так, что и Кученей становилась ненадобна. Алексей Данилович зубами скрипел, не будь напарником Федьки сам государь, походил бы по его спине не только арапник, но и целая оглобля. Позорище, стыдно людям в глаза смотреть из-за сыновьего поведения, а возразить нельзя.