Дальше он не слушал, все представил себе сам. И ощущение внутреннего подъема, когда выходишь на сцену, где ты один перед сотнями глаз, видимых тебе и миллионам невидимых, тех, кто смотрит тебя по телевизору. И страх от того, что ты можешь быть не понят ими, что те чувства, та боль и восторг, что ты вложил в свою музыку, могут быть не услышаны ими. И то, как страх этот забывается, стоит лишь прикоснуться к знакомым клавишам… А потом звуки стихают, и несколько секунд тишины решают, быть тебе наверху счастья или низвергнуться в пропасть. Потому что ты — это лишь твоя музыка, и если она ничтожна, то ты и сам ничтожен. И, наконец, бурные аплодисменты зала, дарящие тебе то высокое счастье, сравниться с которым может только любовь к женщине.

«Я выступлю в последний раз, а потом откажусь от Эли, меня выгонят из института, я вернусь к Марине. Еще только один раз», — думал он, давая ей уговорить себя уехать.

Он был честен перед всеми, а главное, перед собой, когда поезд, стуча колесами и покачиваясь, вез его в Москву.

Вернувшись в общежитие, он тут же позвонил Эле и попросил о встрече.

— Конечно, приезжай, — засмеялась Эля. — Немедленно приезжай, тут одному человеку не терпится с тобой встретиться.

Гадая, кому это он мог понадобиться, Олег нырнул в метро, потом пересел на автобус. В дороге созрело решение: сейчас он скажет Эле, что женится на Марине, но ребенка, их с Элей ребенка, признает своим.

Невеста вышла в халатике, непричесанная.

— Вот кому ты понадобился. — Эля взяла руку и положила на выпирающий живот. — Как только я услышала твой голос в трубке, он сразу же запрыгал от радости. Знаешь, он еще там, а уже все-все понимает.

И действительно, что-то несильно толкнулось в ладонь Олегу.

— Это Алик с папой здоровается, — смеялась Эля. — Только не знает, что здороваться нужно не ножкой, а ручкой.

«Стало быть, это его ножка», — растроганно подумал Олег. Чувства нежности, любви к маленькому существу охватили и до отказа заполнили его сердце. А потом его пронзила острая жалость к незнакомому малышу, которому предстояло появиться на свет сиротой.

— Он и правда все-все понимает, и когда я расстраиваюсь, и когда радуюсь, — говорила Эля.

«Я разведусь с ней, когда родится ребенок, обязательно разведусь», — повторял Олег как заклинание, выходя на улицу.

А потом был концерт. Как и ожидали, конкурс выиграл он, Олег Романов. Событие отмечали в ресторане «Космос», в кругу будущей семьи. Стол прямо-таки ломился от изысканных закусок и лучших вин, и первым, кто поднял тост за успех Олега, был профессор Белоусов…

А через несколько дней, держа под руку Элю, он уже входил в церемониальный зал Дворца бракосочетаний. Решительного разговора, который должен был закончиться разрывом и возвращением в родные края, так и не произошло.

И была Италия, прекрасная, как сон, солнечная и гостеприимная, страна художников и музыкантов. Он прислал Эле из Рима длинное восторженное письмо, а родителям — красивую открытку, в которой как бы между прочим, кстати, сообщал о своей женитьбе на Эле Белоусовой.

…И сейчас, вспоминая содержание того своего письма, Олег не смог удержаться от болезненного стона. Сон как будто рукой сняло, он резко поднялся с домотдыховской постели на ноги и застыл, глядя перед собой в одну точку. Господи, и как у него только повернулся язык просить родителей не сообщать Марине о его свадьбе? Мол, скоро приедет и сам с ней объяснится. И действительно, приехал… вместе с беременной Элей. Нет, он, конечно пытался отговорить жену, упирал, естественно, на трудности дороги на «перекладных», но мудрая Эля только улыбалась в ответ.

— Не преувеличивай, пожалуйста, — успокаивала она уже начинавшего раздражаться Олега. — Все это совсем не так страшно, как тебе кажется. И потом, согласись, должна же я когда-то познакомиться с твоими папой и мамой. А трудностей я не боюсь. Я ведь сильная…

Последнюю фразу Эля произнесла с какой-то особой интонацией, которая потом не раз приходила на память Олегу. Да, добиваться своего его жена умела, и он не раз убеждался в этом впоследствии. Вот и тогда она сделала все для того, чтобы он, Олег, не остался наедине с Мариной.

Разговор был долгим и тяжелым, он продолжал настаивать, говорил, что ее присутствие помешает его окончательному объяснению с Мариной. Разгорячившись, повысил голос и… подняв глаза, увидел, что молодая жена едва сдерживает слезы… Разговор пришлось прекратить, и Олег отступил, рассчитывая завтра же взять реванш. Но наутро, открыв глаза, он увидел, как Эля в одной сорочке стоит возле открытого чемодана и укладывает в него свое бельишко. И он с сокрушенным вздохом отвернулся к стенке…

Одним словом, в Бабушкино они поехали вдвоем. Эля, как и обещала, прекрасно перенесла дорогу. Дверь открыла мать…

Увидев сына с незнакомой женщиной, она через силу улыбнулась и отступила назад. Затем негромко, как-то сдавленно крикнула через плечо, в комнату:

— Сергей! — Вышел отец, увидев Олега, шагнул к нему, чтобы обнять… Заметив гостью, замер на секунду… Но тут же, скосив глаза на ее приподнятый спереди плащ, протянул руку, помог войти.

— Познакомьтесь, это моя жена, — сказал Олег.

— Здравствуйте, — пробормотала мама.

— Очень рады, — сказал отец. — Давайте знакомиться. Мать, что же ты?

Валентина Петровна отправилась накрывать на стол, сели обедать. Эля вела себя так, словно не видела пристальных взглядов свекрови, рассказывала о том, как развивается ребенок: сколько она прибавила в весе, как боится родов. Постепенно мама начала оттаивать, прекратила свое нарочитое молчание, стала сама расспрашивать Элю о внуке. С отцом Эля потом, когда мама убирала со стола, разговорилась о литературе. Пока все обходилось без эксцессов, и Олег надеялся, что и дальше будет так же. Было только одно, что вдруг внесло охлаждение в отношения матери и Эли. Когда Эля раз в десятый, обращаясь к матери Олега, сказала: «Валентина Петровна», мать, поджав губы, спросила:

— Ты что же, так и будешь всю жизнь меня по имени-отчеству называть?

— Да, — спокойно ответила Эля. — А как же еще?

— Некоторые матерей мужа мамой зовут, — обиженно произнесла мать.

— Оставь девушку в покое, Валюша, — мягко заступился отец. — Они другое поколение, сейчас все по-другому, в столице так не принято. И вы, Эля, не обращайте внимание.

Отец разговаривал с Элей на «вы» и был невероятно предупредителен…

Позднее, когда молодые остались наедине, Олег попытался уговорить Элю смягчить ее позицию. Честно говоря, ему было жалко мать, к тому же нельзя винить человека в том, что он прожил жизнь в другом мире. И кому идти на компромисс, как не молодым?

— Хорошо — быстро отпарировала Эля, — но тогда и ты называй моего отца папой. Идет?

Олег представил себе, как он, обращаясь к профессору Белоусову, называет его папой, и не выдержал, улыбнулся… И потом, видя, что маму, так и не смирившуюся с официальным обращением, коробит, только посмеивался.