Ужас и восторг. Восторг служения.

После московских процессов Молотов понял, что Сталин не совсем человек. После войны понял: совсем не человек. Бог и дьявол в одном лице.

Да, Зевс.

Ему можно было только служить. И постараться не оказаться на пути его колесницы. Бухарин это почти понял:

«Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! В галлюцинаторном состоянии (у меня были такие периоды) я говорил с вами часами. Ты сидел на койке — рукой подать. К сожалению, это был только мой бред. Я хотел вам сказать, что был бы готов выполнить любое ваше требование без всяких резервных мыслей и без всяких колебаний. Я написал уже, кроме научной книги, большой том стихов. В целом — это апофеоз СССР. Байрон говорил: „Чтобы сделаться поэтом, надо или влюбиться, или жить в бедности“. У меня есть и то и другое. Первые вещи кажутся мне теперь детскими, но я их переделываю, за исключением „Поэмы о Сталине“. Я 7 месяцев не видел ни жены, ни ребенка. Несколько раз просил — безрезультатно. 2 раза на нервной почве лишался зрения и раза 2–3 подвергался припадкам галлюцинаторного бреда. И. В.! Разрешите свидание! Дайте повидать Анюту и мальчика! Мало ли что будет. Так дайте повидать мне своих милых. Ну уж если это никак нельзя, разрешите, чтоб Аннушка хоть свою с ребенком карточку принесла. Пусть вам покажутся чудовищными мои слова, что я вас люблю всей душой! Как хотите, так судите!..»

Да, почти понял. Или даже без почти. Понял. Но поздно. Молотов понял это вовремя.

В полной мере восторг служения он ощутил в Потсдаме и позже — на сессии Совета министров иностранных дел стран-союзниц по антигитлеровской коалиции в Лондоне. Бевин и госсекретарь США Бирнс были ошеломлены твердостью его позиции. Он говорил: «Нет». Никаких уступок. Ни малейших. Иногда молчал. Ни да ни нет. Даже в мелких вопросах. В газетах его сравнивали с Меттернихом. Ореол загадочности. Ощущение огромной силы. Великий дипломат. Сфинкс. Они так ничего и не поняли. Отгадка была очень простая: Молотов лишь озвучивал Сталина, его шифрограммы. Бевин и Бирнс, возможно, возмутились бы, если бы их вынудили повторять лишь то, что скажут Эттли и Трумэн. Они служили людям. А Молотов — Зевсу. Еще тогда, в Лондоне, он понял, что Запад обречен на проигрыш. Несмотря на бомбу. Для Запада разгром Германии, Италии и Японии был целью. Для Сталина — средством. Не конечной станцией, а полустанком. Для Сталина война закончилась уже в конце 43-го, когда ясно стало, что победа — это лишь вопрос времени. Он уже тогда был устремлен вперед.

Куда?

Это и предстояло понять.

В домашний кабинет Молотова заглянула Полина Семеновна, позвала завтракать. Она была уже одета, спешила на работу. Наливая Молотову чай, спросила:

— Ты сегодняшнюю «Правду» читал?

— Еще нет. Что там?

— Постановление о Сталинских премиях.

— Я видел проект.

— Почему же мне ничего не сказал?

— Что я должен был тебе сказать?

— Про Михоэлса.

Молотов насторожился:

— Про Михоэлса — что?

— Как — что? Что ему дали Сталинскую премию!

— Вот как? — переспросил Молотов. — Его не было в проекте постановления.

Полина Семеновна подала ему газету.

Молотов прочитал:

«Присвоить Сталинские премии за выдающиеся работы в области литературы и искусства за 1945 год:

…Михоэлсу Соломону Михайловичу, народному артисту СССР, Зускину Вениамину Львовичу, народному артисту РСФСР, Тышлеру Александру Григорьевичу, заслуженному артисту Узбекской ССР, художнику — за спектакль „Фрейлехс“ в Московском Государственном еврейском театре…»

Подпись: «Председатель Совета Министров СССР И. Сталин».

«Правда».

29 июня 1946 года.

«Сугубо конфиденциально

Посол США в Великобритании

А. Гарриман

Государственному секретарю США

М. Бирнсу

Сэр!

Как Вам известно, с 1943 года по апрель 1946 года я был послом США в Москве. За это время я сумел, хочется верить, понять некоторые особенности этой своеобразной и весьма интересной страны. Будучи уже здесь, в Лондоне, я продолжаю с повышенным вниманием следить за жизнью Советской России. Помимо личного интереса, это внимание вызвано пониманием огромной роли, которую СССР уже сейчас играет в глобальных вопросах мировой политики и будет играть в ближайшие десятилетия.

Для Вас, разумеется, не составляет никакого секрета, что в результате перекройки послевоенной карты мира западным демократиям противостоит мощный коммунистический блок, включающий, помимо Советской России, страны Восточной и Центральной Европы, а также Монголию и огромный Китай. Бесспорным лидером в нем является Москва, а еще точнее — лично глава советского правительства И. Сталин. Я подчеркиваю это обстоятельство, так как дипломатия Запада, вскормленная традициями парламентаризма, не всегда вполне отдает себе отчет в том, что мы имеем дело с концентрацией в руках одного человека такой абсолютной и огромной власти, какой никогда не было ни у кого на протяжении всей истории человечества.

Сейчас совершенно ясно, что обладание атомным оружием может служить сдерживающим фактором для коммунистической экспансии лишь до тех пор, пока Москва не создаст свою атомную бомбу. Прогнозы наших аналитиков о том, что это случится не раньше, чем через 10 лет, не вызывают у меня особенного доверия. Еще в бытность мою в Москве мы имели информацию о том, что участились случаи отключения электроэнергии на крупных металлургических и химических предприятиях Сибири. Это свидетельствует о появлении в этом регионе какого-то нового мощного потребителя электроэнергии и может служить указанием на то, что советский атомный проект вышел из стадии лабораторных испытаний.

Политика открытой конфронтации с Москвой в духе „холодной войны“, провозглашенная м-ром Черчиллем в Фултоне и поддержанная Вашингтоном, Лондоном и Парижем, не разрешает, по твердому моему убеждению, стратегических задач Запада в долговременной перспективе. Более того, в конечном итоге она является тупиковой. Она может перевести дипломатическое и идеологическое противостояние в противостояние военное. Будем называть вещи своими именами: она может привести к третьей мировой войне.

Я не хотел бы дожить до этой поры. Полагаю, сэр, и Вы тоже. Я не хотел бы перед судом Всевышнего услышать обвинение в том, что не сделал всего, что мог сделать, для предотвращения апокалипсиса.

Этим и вызвано мое обращение к Вам.

Я неоднократно заявлял ранее и повторяю сейчас, что конфронтация Запада с коммунистическим блоком должна сочетаться с политикой вовлечения СССР и его сателлитов в мировую экономическую систему. При этом на определенном этапе этот второй конструктивный элемент нашей политики должен стать превалирующим, а затем, возможно, и единственным.