докрасна, а кожаные ремни и застежки «шипели и исчезали» в огне. Люди Максимина бежали, «оставив свои доспехи грудой лежать под стенами». После этого деморализованные солдаты нашли императора в шатре далеко от крепостных стен и убили его вместе с семьей и телохранителями[357][358].

Впоследствии зажигательные смеси стали заливать внутрь пустых деревянных стволов стрел и копий. Военный специалист Вегеций в 390 г. н. э. привел один из рецептов такой смеси: сера, смола, деготь и конопля, вымоченная в нефти[359].

Аммиан Марцеллин (IV в. н. э.) описывал использование огненных дротиков. Пустотелый тростник искусно укреплялся железом, после чего в нем проделывалось изнутри множество мелких дырочек, чтобы обеспечить доступ кислорода для поддержания горения. Пустоты внутри дротика заполнялись битумом. (В античности битумом назывались все нефтесодержащие продукты: асфальт, гудрон, сырая нефть.) Этими огненными дротиками нужно было стрелять из слабых луков, потому что при высокой скорости пламя могло погаснуть. Попав в цель, такой дротик вызывал мощный огонь. Аммиан поражался тому, что дротики возгорались даже при контакте с водой, а сбить огонь можно было, лишь перекрыв доступ кислорода – например, забросав снаряд песком[360].

Этот огненный дротик напоминает китайское огненное копье, изобретенное около 900 г. н. э. – бамбуковую, а позже металлическую трубку с отверстием с одной стороны, начиненную серой, углем и небольшим количеством «горючего вещества» (селитра или нитраты – ключевые ингредиенты пороха). Труба крепилась к копью своеобразным насосом, который Кросби именует «своего рода пятиминутным огнеметом». Сначала это оружие «просто изрыгало пламя», но вскоре китайцы стали добавлять к селитре песок и иные поражающие элементы – острые осколки керамики, металлическую шрапнель, а также токсичные растения, мышьяк и экскременты. Роберт Темпл, историк древнекитайской науки, писал, что для изготовления бомб и гранат «смешивали самые странные и ужасные яды». «Сочетались практически все возможные животные, растительные и минеральные яды, потому что не было такого смертельно токсичного вещества, которого бы они не знали»[361].

Изучая историю первого китайского порохового оружия 1000–1250 гг., Тонио Андраде исследовал ряд «извергателей» пороха, ведущих свое происхождение от огненного копья и описанных в военном трактате эпохи Мин «Книга огненного дракона». Там приводятся различные яркие названия, описывающие возможности оружия: «плюющаяся в небо трубка» стреляла ядовитым газом и фарфоровыми осколками; «волшебная трубка летающего песчаного тумана» извергала песок и ядовитые вещества; пороховые тыквы распространяли на врагов, находящихся в десятке метров, огонь и ядовитый газ, а «летающие крысы» непредсказуемо напрыгивали на неприятеля, выпуская искры огня[362].

В индийском древнем руководстве по военному делу «Нитисара» (дата написания неизвестна) описываются особые трубки, которые использовались как в пехоте, так и в кавалерии. Трубка имела около метра в длину и была начинена селитрой, серой и углем, к которым могли добавляться железные опилки, свинец и мышьяк. Эти трубки стреляли железными или свинцовыми шарами «посредством огня», высекаемого кремнем. Автор отмечает, что «война с помощью этих механических приспособлений приводит к большим разрушениям»[363].

На практике первое огненное оружие, скорее всего, применялось на близком расстоянии и против крупных, хорошо горящих целей, таких как деревянные укрепления и корабли. Вспомним, что большой пожар под Платеями спартанцы организовали, собрав хворост прямо под деревянными стенами. Римский автор I в. н. э. Лукан пишет, что горящие факелы, вымоченные в нефти и сере, бросали на палубы кораблей, а чтобы воспламенить льняные паруса, в них стреляли из лука, смазав стрелы горящей смолой или воском. Чтобы стрелы «горели еще сильнее», лучники вскоре научились применять смесь скипидара, нефти, канифоли (плотный черный осадок терпентина, уваренный с «едким» уксусом) и серы.

Описание Луканом огненной схватки на море кажется просто душераздирающим. Огонь, подпитываемый химикатами и чрезвычайно горючей восковой конопаткой судов, быстро перекидывался с одной снасти на другую. Он пожирал деревянные скамьи гребцов и распространялся повсюду – даже по самой воде. Горели и дома на берегу: пожар раздувало ветром. Все огненные снаряды были предназначены для полного уничтожения корабля и команды, так что жертвы могли либо сгореть, либо утонуть. Одни моряки хватались за горящие доски и качались с ними на волнах, боясь пойти ко дну, а другие, желая погибнуть в бою, боролись с врагами на горящей палубе[364].

Деревянные корабли были не просто хорошими целями: их горючесть делала их отличными системами доставки огня. Например, во время злополучного нападения афинян на Сицилию в 413 г. до н. э. сиракузяне придумали, как использовать огонь в морской битве. Они загрузили старое торговое судно смолистыми сосновыми факелами, подожгли их и просто дали ветру отнести горящий корабль к афинскому флоту, состоящему из деревянных трирем. Римский стратег Фронтин сообщал, что в 48 г. до н. э. командир Кассий, который тоже вел кампанию на Сицилии, повторил ход сиракузян: нагрузил на несколько старых транспортных судов горящую древесину и «положился на волю ветра», тем самым уничтожив вражеский флот. Такая тактика, разумеется, требовала благоприятных ветров, иначе эффект бумеранга мог оказать самое разрушительное воздействие[365].

Самый потрясающий брандер в истории был создан в 332 г. до н. э. финикийцами во время знаменитой осады Тира (город на острове у побережья Ливана) Александром Македонским. Историки Арриан и Квинт Курций описывали этот корабль как плавучую химическую огненную бомбу. Финикийские инженеры оборудовали очень большое транспортное судно (изначально предназначенное для перевозки боевых коней) двумя мачтами и реями. Туда они подвесили четыре котла с кипящей серой, асфальтом и «всеми другими материалами, способными порождать и питать огонь». Носовая часть палубы корабля была уставлена факелами из кедра, смолой и другими горючими веществами, а в трюме содержалось большое количество сухого горючего.

Дождавшись благоприятного ветра, финикийские гребцы причалили на этом огромном брандере прямо к дамбе (пирсу от побережья до укрепленного острова), воздвигнутой войском Александра. На дамбе были две передвижные башни и большое количество баллистических машин, увешанных сырыми шкурами для защиты от горящих стрел. Но к появлению целого горящего корабля македонцы готовы не были. Финикийцы подожгли судно и затем, как сумасшедшие, стали грести по направлению к дамбе. Подведя к ней судно, они попрыгали за борт и уплыли к челнокам, которые доставили их на безопасный берег. От удара о дамбу котлы на горящем корабле перевернулись, и их горючее содержимое вылилось, отчего пламя, разумеется, усилилось. Химически подпитываемый огонь, раздуваемый яростным ветром, стал уничтожать частоколы Александра и его осадные орудия. Македонцы, находившиеся на дамбе, либо сгорели, либо успели прыгнуть в море. Финикийцы колотили отчаянных пловцов дубинками и камнями по голове, пока те не утонули или не были взяты в плен[366].

Ни разрушение дамбы, ни большое количество