Когда я вышла из кулинарии, город уже затянуло вечерней мглой, и мостовая была будто отполирована отражениями автомобильных фар и тусклых мигающих фонарей. Вечер превращался в такую ночь, когда бродишь вот так одна по улицам, слышишь, как у кого-то в квартире работает телевизор, и мечтаешь о том, чтобы тоже поскорее оказаться дома. Я медленно шла через Маркет-сквер и совсем даже не мечтала о том, чтобы оказаться дома. Подойдя к Браун-Хилл, я вдруг подумала, что если бы каждый мой шаг покрывал половину расстояния до нашей входной двери, я бы никогда до нее не добралась. Может, попробовать? Нельзя ли разыграть парадокс так, как Роуэн и Ви разыгрывают исторические события? Или люди и без нас только тем и занимаются, что разыгрывают парадоксы и исторические события?

Утром в четверг зазвонил телефон. Это был Тим Смолл. — Простите, что звоню вам домой, — начал он. — Вы очень заняты?

Очень ли я занята? Кристоферу нужно было скоро снова давать обезболивающее, сам он при помощи одной только левой руки не мог справиться. Сегодня он уже вставал и ходил по дому, но это лишь означало, что он нуждался в моем безраздельном внимании. Я должна была накормить его обедом, а еще купить новый гипоаллергенный бинт и перебинтовать ему заново руку. Кроме того, от меня требовались слова утешения и безграничная ласка, потому что рука болела очень сильно, а обезболивающее, которое было изготовлено бессердечной корпорацией, укравшей патент у какого-то дикого племени, оказывало на Кристофера нестерпимые побочные эффекты, в частности вызывало головокружение и легкие галлюцинации. Я пообещала ему посмотреть в книжке под названием «Радикальное лечение», как с этим бороться, а потом поехать в Тотнес и вместе с бинтом купить все, что советует в данной ситуации нетрадиционная медицина. В общем, я продолжала работать над статьей и одновременно ухаживала за Кристофером. И понятия не имела, как долго это могло продолжаться. Врач говорил о шести неделях, но ведь не может быть, чтобы Кристоферу все шесть недель было настолько плохо.

Все это напомнило мне один анекдот про больницу, который следовало рассказать Джошу тогда во вторник. Жену приглашают в кабинет врача. Врач говорит ей: «У вашего мужа очень редкая и тяжелая болезнь. Если вы не найдете в себе сил заботиться о нем целый год — готовить, убирать, подтирать ему задницу, стирать и так далее, — он умрет. Но если в течение года вы будете во всем ему помогать, он поправится. Но запомните: вам придется в буквальном смысле посвятить ему год своей жизни». Жена заходит в палату к мужу. «Что он тебе сказал?» — спрашивает муж. «Милый, у меня ужасные новости, — говорит она. — Твоя болезнь неизлечима».

Конечно, есть люди, которые годами заботятся вот так о своих близких. Наверное, со мной что-то не так — мне и одного дня хватило с лихвой. Я постоянно думала о Роуэне и его предложении вместе пообедать, но до сих пор ему не ответила. Тем более что непонятно, когда теперь получится выбраться из дома так надолго, чтобы можно было успеть сходить на обед.

— Да нет, не очень, — ответила я Тиму. — Вы, наверное, уже слышали новость про Зверя?

— Да, — сказал он. — И я ужасно волнуюсь.

Вот уж чего я не ожидала.

— Волнуетесь? Почему?

— Дело в том, что я получил письмо о том, что мое предложение о книге будет рассматривать редколлегия, а значит, оно, мое предложение, очень хорошее, потому что лишь один процент всех предложений попадает на совещания редколлегии. Я так радовался этому письму, но теперь волнуюсь, что члены редколлегии решат, что я почерпнул свою идею из реальной жизни. Ну то есть я вообще не знаю, можно ли мне теперь писать про Зверя, если он и в самом деле существует?

— Ничего страшного, — успокоила я его. — Не волнуйтесь. Я — один из членов этой редколлегии. А из-за того, что Зверь оказался настоящим, тоже не стоит беспокоиться. На зверей не оформляют авторских прав. Ну вот есть же, например, «Собака Баскервилей», но это ведь не означает, что больше никому нельзя написать другое произведение о сверхъестественном существе из Дартмура. Правда, вам, наверное, придется все же немного поработать над своим предложением: из него должно быть ясно, что вы в курсе того, что происходило на этих болотах раньше, но мы с вами это уже обсуждали.

— Значит, я зря волнуюсь?

— Да, — заверила его я, смеясь. — Я тоже когда-то волновалась из-за таких вещей. Однажды вообще оказалось, что чья-то книга называется так же, как моя, и я думала, что теперь мою изымут из магазинов или что-то вроде этого, но, как выяснилось, даже названия книг не защищают авторскими правами.

— Как странно.

— Согласна.

— Ну что ж, большое спасибо. На душе стало намного легче.

— Отлично!

— Я тут изучаю разных других литературных и реальных чудовищ. Вы, наверное, одобрите такой подход?

— Еще как. Только не слишком увлекайтесь. Помните, что ваши читатели — это подростки, которые с трудом могут сконцентрировать на чем-либо свое внимание.

— Замечательный Зверь есть у Стивенсона в его «Путешествии с ослом», — сказал Тим, и тут из трубки послышались звуки вроде тех, которыми сопровождались телефонные разговоры с Оскаром: шелест страниц, стук перекладываемых с места на место книг. — Вы знаете эту книгу?

— Нет.

— Она очень забавная. Стивенсон путешествует по французским горам Севеннам с ослом по кличке Модестин, и этот осел — реальный персонаж. В какой-то момент они проходят через местность, где, как известно, обитает знаменитый Зверь. Можно, я вам кусочек зачитаю?

С дивана, на котором лежал Кристофер, раздался стон. Он, кажется, уронил пульт от телевизора. Ну почему нельзя было поднять его здоровой рукой? Я отвернулась и сделала вид, будто все это время смотрела в окно на кухне.

— Давайте, — сказала я.

— «Волки, увы, как и разбойники, попрятались и больше не встречаются путникам. Можно обойти нашу уютную Европу вдоль и поперек да так и не найти там ничего, достойного называться приключением. И только в здешних местах мог человек столкнуться с реальной опасностью. Ведь это была земля незабвенного зверя, Наполеона Бонапарта среди волков. Сколь оглушителен был успех этого чудовища! Десять месяцев зверь прожил на свободе в Жеводане и Виваре, ел женщин, детей и „пастушек, что славились своею красотой“; он преследовал вооруженных всадников; его видели средь бела дня на королевском тракте — зверь преследовал почтовую карету и сопровождавшего ее верхового…» И тут еще дальше кое-что интересное, — прервал чтение Тим. — Спустя некоторое время Стивенсон сбивается с пути и встречает двух девочек, которые не желают указывать ему дорогу. Одна показывает язык, а вторая советует идти за коровами. Тогда он говорит: «Жеводанский зверь съел около сотни детей в этой местности, и я начинал испытывать к нему сочувствие».[37]