поспешно отступили, не оказывая ни малейшего сопротивления, отказываясь выполнять приказы. На Западном фронте начатая генералом Деникиным операция завершилась 23 июля безрезультатно; он фактически не имел возможности развить первый успех из-за деморализации некоторых воинских частей.

Осенью 1914 года армии Самсонова и Ренненкампфа в Восточной Пруссии были не просто разбиты, а почти полностью уничтожены вместе с боевой техникой. В 1915 году русские войска на западе Галиции были загнаны в Карпаты и оттеснены к Перемышлю, почти до российской границы. С такой же молниеносной быстротой мы в том самом году потеряли Варшаву и все польские крепости. Но в то время известия о страшных поражениях распространялись только в сухих лаконичных сообщениях Ставки великого князя Николая Николаевича, тогда как негодующее раздраженное командование хранило мрачное молчание или нехотя выражало официальный оптимизм. Страна под надзором военной цензуры питалась туманными слухами и, изнемогая от тяжких лишений, не могла прийти на помощь армии.

Теперь все было иначе. При первом нанесенном немцами ударе весь народ вскрикнул от боли. Больше того, сама армия первой заговорила о своих невзгодах, порой слишком громко и в преувеличенных выражениях. 22 июля, через три дня после прорыва у Тарнополя, когда генерал Брусилов был еще главнокомандующим, Временное правительство, Всероссийский комитет Советов и Исполком съезда одновременно получили телеграмму, подписанную Комитетом группы армий Юго-Восточного фронта, Комитетом и комиссаром 11-й армии, по которой был нанесен вражеский удар. Я ее процитирую как прекрасную иллюстрацию того, что пытаюсь описать:

«Начатое германской армией 19 июля наступление приобрело поистине катастрофический размах. Настроение частей, недавно вступивших в действие, благодаря героическим усилиям сознательного меньшинства, роковым образом переменилось. Боевой дух быстро гаснет. Большинство частей все быстрей распадается. Ни доводы, ни убеждения больше не действуют, вызывая только угрозы, порой даже стрельбу. Некоторые части оставили позиции, даже не дожидаясь приближения противника. Есть случаи, когда приказы о немедленном выступлении на помощь сдерживающим врага частям часами обсуждаются на митингах. Войска часто покидают позиции при первом огневом залпе противника. Бесчисленные колонны дезертиров, с оружием и без, растянулись на сотни верст, нисколько не думая о своевременном наказании. Порой таким образом дезертируют целые части. По единодушному мнению комиссаров, ситуация требует самых крайних мер и чрезвычайных усилий, ибо мы не должны останавливаться ни перед чем, чтобы не допустить гибели революции. Уже сегодня главнокомандующий Юго-Западным фронтом (генерал Корнилов, назначенный мною на этот пост) и командующий 11-й армией отдали с одобрения комиссаров и комитетов приказ открывать огонь по войскам, покидающим свои позиции. Пусть вся страна знает правду о сложившемся положении. Пусть, наконец, очнется, найдет в себе силы и решимость безжалостно сокрушить тех, кто своей слабостью предает и губит революцию».

Подписавшие эту знаменательную телеграмму армейские комитеты целиком состояли из членов социалистических партий, причем некоторые из них вернулись с сибирской каторги после объявленной Временным правительством амнистии.

Аналогичные телеграммы шли к нам в Петроград со всех фронтов. Страна сразу отреагировала на отчаянный призыв, стараясь мощным усилием остановить развал. Советы, городские советы, другие подобные организации заговорили новым языком, призывая русский народ спасти революцию и государство.

Категорически требовались активные действия для восстановления боеспособности уставшей и расшатавшейся армии, но целебные меры вызывали жестокую, порой опасную реакцию. Можно привести в пример факт, случившийся во французской армии за три месяца до нашего июльского наступления. Я имею в виду злополучное наступление генерала Нивеля, закончившееся катастрофическим поражением и возмущением в войсках. Вспомним, что это произошло в стране с прочной политической организацией, не потрясенной никакой революцией[35]. Г-н Пенлеве, военный министр во время неудачи Нивеля, сам рассказывал после войны о критической ночи, когда ему стало известно, что взбунтовавшийся французский корпус идет на Париж. Через три мучительных месяца после прорыва нашего фронта у Тарнополя австро-германскими войсками не только полностью распалась австрийская армия, но и в самой Германии возникли признаки слабости, проявившиеся в первых серьезных волнениях на кайзеровском флоте.

По всей справедливости надо иметь в виду, что в начале четвертого года войны те же самые признаки усталости армии проявились в России в гораздо более тяжелых обстоятельствах политического и экономического упадка, дополненного социальными и психологическими проблемами.

Чтобы покончить с ситуацией на нашем фронте после германского контрнаступления, замечу, что начавшееся 19 июля поспешное отступление русских войск длилось недолго. Неким чудесным образом русский народ ощутил новый прилив патриотизма, командиры проявляли незабываемую самоотверженность. 30 июля я получил телеграмму от комиссара с Северного фронта с известием, что после потери укрепленного района Юкскюль настроение в войсках улучшалось по мере приближения к родным границам. 9 августа командующий Юго-Западным фронтом в Галиции генерал Балуев уведомил нас в своем рапорте, что отступление наконец прекратилось, положение армии укрепилось. Новый главнокомандующий генерал Корнилов в первом сообщении Временному правительству 15 августа тоже проявил больше оптимизма, рассматривая общее положение на фронте, и объявил о своем намерении в ближайшем будущем предпринять наступление в Галиции.

Анализируя проявления глубоких, но слишком острых патриотических чувств в России в июле — августе 1917 года, я хочу дать читателю представление о психологической обстановке, в которой действовали сторонники вооруженного мятежа в ходе его подготовки.

В подготовительную работу входило: 1) намеренное преувеличение трудностей на фронте и действительно тяжелых страданий армии; 2) демагогическое требование от правительства явно неприменимых принудительных мер под предлогом восстановления дисциплины; 3) дискредитация всех демократических организаций в армии; 4) начало открытой кампании в прессе в пользу генерала Корнилова, единственного «спасителя России». Эта демагогическая кампания возбуждала в определенных кругах патриотическое негодование, далеко не ослабевавшее при ухудшении положения на фронте, а, напротив, усиливавшееся. В воцарившейся в стране атмосфере патриотического возбуждения заговорщики успешно играли на чувствительных струнах уязвленного патриотизма. К середине августа в обеих столицах насчитывалась масса конспиративных организаций всевозможного толка, военных и гражданских, полным ходом велись приготовления к государственному перевороту и утверждению военной диктатуры генерала Корнилова.

Глава 15

Лавр корнилов

Детские симбирские воспоминания связывают меня с семьей Ульяновых (Ленина). В юности судьба свела меня с Корниловым.

После нашего отъезда из Симбирска мой отец получил назначение главным инспектором учебных заведений Туркестана. Я провел школьные годы в Ташкенте.

Столица российского Туркестана прежде всего была военным центром. Многие выдающиеся командующие мировой войны, в частности штабные офицеры, в тот или иной период своей карьеры служили в Ташкенте. В их числе был и молодой капитан Корнилов, прибывший в Ташкент по окончании Высшей военной школы. Невысокий, худощавый, нервный, с чуть раскосыми калмыцкими глазами, Корнилов имел невысокое происхождение. («Я, генерал Корнилов,