обратились в лед. – Это было не важно, потому что со всех сторон, при каждой удобной возможности мне напоминали о родителях. Призраки Верна и Майи Волькан до сих пор живут в этом дворце. Путешествуют по коридорам в чужих сердцах и не поддаются забвению.

– Любовь делает забвение невозможным, – удивив саму себя, прошептала я.

Дейд хмыкнул, потер нижнюю губу.

– Я не смог их полюбить. Так, как любят все остальные. У меня не было такой возможности, и мне не дали забыть тех, кого я никогда не узнаю.

В комнате воцарилось безмолвие – не враждебное, но и не светлое. Мы оба пытались осознать то, что сказал король.

Вот чего я опасалась и о чем догадывалась: мою половинку растили пешкой. Орудием, созданным из множества разбитых сердец раздробленного королевства.

Орудием для возмездия.

Иной жизни Дейд не знал. Ему неоткуда было узнать, чего делать не следует и бывает ли по-другому. Эти земли, его народ и чужие воспоминания – вот и все, на что он мог опереться.

До сей поры.

Я встала, не имея ни малейшего представления о том, что собираюсь сделать, хотя понимала – пришло время уступить тяге оков, которые связывали меня с ним. Меня влекло к нему, и я пошла на этот зов, и оказалась перед королем волков. Дейд уперся обеими ногами в пол и бросил на меня колючий взгляд.

– Не надо жалости, лебедь, – хмуро предостерег он.

– Не дождешься. – Я попыталась улыбнуться, но вышло неловко, и мне вдруг подумалось, что все могло бы быть совсем не так. Если бы мы встретились в тех же обстоятельствах, в которых встретились со своими половинками наши родители, а до того – их родители.

Двое королевских отпрысков, которые днями напролет торчали бы в постели и строили планы, как однажды займут престол, испытывая предвкушение, а не ужас от грядущей ответственности, способной как сохранять, так и разрушать жизни, если не воспринимать ее достаточно серьезно – или, наоборот, относиться к ней с чрезмерной серьезностью.

Я села к нему на колени, сознавая, что, случись все именно так – если бы мы познакомились, когда наши души еще не были запятнаны кровью, а сердца испещрены шрамами, – нам бы не позволили вступить в брак. Связь двух половинок разорвать невозможно, но ни разу за всю историю Нодойи не случалось свадьбы Грейсвудов с Вольканами.

Подобное было недопустимо.

Через каких-то несколько часов мы изменим историю.

Я обняла его за шею и прижалась к нему – так крепко, что почувствовала, как наши сердца бьются в такт друг другу. Руки Дейда медленно сомкнулись у меня на талии, его нос уткнулся мне в шею, волосы защекотали ноздри.

– Что мы делаем? – глухо спросил он.

– Обнимаемся.

– Ладно, – озадаченно сказал он, но объятий ничуть не ослабил. Через минуту, когда я бедром ощутила, как, словно сталь, отвердела его плоть, Дейд прошептал: – С тобой я забываю о плохом.

Я зажмурилась.

Эти слова вертелись у меня в голове, когда я заставила себя покинуть обиженного короля, вернуться в собственные покои и провалиться в беспокойный сон.

28

Дейд

Сон не шел, но я вопреки желанию не решился заглянуть в покои Опал, дабы посмотреть, как она спит. Не только потому, что мое появление напугало бы ее, но и потому, что велик был соблазн забраться к лебеди в постель и притянуть ее к себе.

И тогда случилось бы именно то, о чем она говорила: мы бы забылись друг в друге, и время потекло бы, как вода по ущелью, переходя в стремительную реку, поглощаемую океаном.

Эта идея отнюдь не претила мне, но я понимал, почему у Опал она вызывала сомнения. Лебедь боялась, ужасно боялась того, что ждало впереди. И больше всего – своих противоречивых чувств, влечения ко мне.

Ее запах словно впитался в стены покоев, но мне это только нравилось. Рассвет просочился в комнату, и я наконец уснул.

Через несколько часов, я, отряхиваясь после наспех принятой ванны, вошел в зал для военных советов, где меня уже ждал обед.

Схватив куриную ножку, я впился в нее зубами и развернул карты с отметками, которые Клык с Тесаком набросали в мое отсутствие.

– Сладко спалось, сир? – Тесак вошел в зал следом за мной и, подцепив на ходу окорочок, устроился в кресле за противоположным концом стола. – У этой твоей лебеди аппетит, похоже, ого-го.

Куриная ножка прилетела ему в морду, прежде чем он успел ее заметить. Тесак рыкнул, но заулыбался, когда я свирепо показал зубы.

– Перестанешь упоминать ее в подобных предложениях – целее будешь, одноглазый ушлепок.

Тесак присвистнул:

– У-у, подколки на тему глаза. – Приятель притворно надулся. – Значит, ночью тебе не перепало. – Он бросил косточки на поднос – одна до него не долетела и покатилась по снятой со стены и разложенной на столе карте Грейсвуда, оставляя на той жирные пятна. – Бедненький король-волк. Она отвергла тебя?

– Сам знаешь, что нет, – проворчал я, хоть и сам иногда думал, что такое все еще возможно, и бесился, поскольку мысль об этом приводила меня в ужас.

Тесак немного помолчал, затем спрятал ноги под кресло и подался вперед:

– Да не отвергнет она. Я видел, как ее чудны́е глазки смотрели на тебя, когда ты выпендривался, щеголяя своими мерзкими рогами и крыльями, пока лебедь приходила в чувство.

Я решил не выказывать, как меня задели эти слова, и сосредоточил внимание на карте, на которой флажками были отмечены места для биваков наших воинов – посреди горной гряды, в Весеннем и Грейсвудском лесах.

– Посмотрим.

Тесак сцепил ладони и кивнул:

– Вернетесь живыми – тогда да, – он сбил пару флажков и вонзил кинжал в деревянный стол, прямо сквозь карту. – Посмотрим.

– Что касается разведчиков, от которых с прошлой недели нет вестей, – в зал вошел мрачный Клык с листом пергамента, – они мертвы.

Я протянул руку за депешей – почерк был крупный, корявый, словно тот, кто написал это послание, не хотел, чтобы его личность раскрыли. Я поднес лист к носу и учуял запах солнца и каких-то ягод. Женский запах.

– Дерзкий шаг с их стороны, – присвистнул Тесак. – Волей-неволей задашься вопросом, с чего это вдруг они так осмелели.

Все мы прекрасно знали о попытках человечьих правителей привлечь больше военной силы.

– Отправим еще разведчиков – только двух крылатых, – сказал я. – Чтобы просто взглянули, как там дела, и обратно.

– А потом что? – спросил Клык.

Я потер подбородок, бросил взгляд на карту – на королевство Эррин у моря.

– Зависит от того, что они обнаружат, но я поклялся завязать с нападениями, помнишь? – Я закрыл глаза и обругал сам себя: – Таково было условие Опал для брака. Никаких больше кровопролитий.

Оба воина помолчали, но Клык все же выдохнул:

– Твою же налево.

Я вздохнул:

– Точно. – Я и так уже обманул ее, и сделать это снова было все равно что принять яд и ждать, пока тот подействует. Но я все же сказал: – Когда они вернутся…

– Если они вернутся… – пробурчал Клык.

Я сердито воззрился на него, но кивнул.

– Отправьте мне весточку. Дайте им два дня.

Клык гоготнул:

– А если они ни хрена не обнаружат за эти два дня?

– Если там есть что обнаружить, то времени у них на это более чем достаточно, – холодно и сухо произнес я. – Если они не вернутся через два дня, мы сочтем их погибшими и примем… меры. Медлить некогда.

Атмосфера в зале стала напряженной, исполнилась мрачным предчувствием. Впервые с детских лет я надеялся, что мне не придется вступать в битву.

* * *

Тени сплелись и хлынули в стороны, когда я, отужинав в зале для военных советов и оставив там Тесака с перечнем дел длиною в милю, переместился в центр вестибюля.

Тесаку предстояло приглядывать за Цитаделью – и он был не в восторге от этого поручения. Клык и его воины уже отбыли и в этот момент переправлялись через реку на пути к месту, где им предстояло укрыться. Заместители для обоих уже были выбраны и готовы приступить к делам.

Из-за угла со стороны библиотеки вышла Опал.

– Где ты был? Я тебя часами тут искала.

– Был занят, – ответил я, поправив рукава рубахи.

– Чем занят?

Я метнул в нее взгляд – в глазах принцессы, блуждавших по моему лицу, светилось подозрение. Я подавил желание огрызнуться. Кровь бурлила под кожей, зверь внутри меня метался и беспокоился из-за множества неявных угроз, нависших надо мной.

Это была не ее вина. Только моя – и последнее, чего мне хотелось, это наводить на Опал