Он и не заметил, как отключился.

И что-то поплыло перед ним: неясные образы, странные эпизоды.

Сначала Ганя сидел за штурвалом «КамАЗа» и мило улыбался, косясь на Муконина. Костя удивленно спрашивал:

– Мы же вроде в «семерке» ехали, куда она подевалась?

– Ты что, забыл, как нас бомбанули? А мы потом вот этот сухогруз у одного шоферюги отвоевали.

– Правда? И что, скоро приедем?

– Конечно. Пять километров до Москвы осталось. У тебя «Минипа»-то с собой?

Костя покосился на черный чемоданчик, прислоненный к колену.

– На месте вроде.

– Ну вот, готовься. Сейчас будем московским революционерам передавать. Стрелка на МКАДе назначена.

– Постой-ка, тут же радиация! – вдруг испугался Костя.

– А у тебя «зэка» с собой?

– Чего?

– Ну, защитный костюм, резиновый. Помнишь, на службе учили за тридцать секунд надевать? Так что давай натягивай, пора уже. ГАЗЫ!!!

Костя начал судорожно крутиться по сторонам в поисках «зэка», но безрезультатно.

И тут картинка сменилась.

Костя стоит посреди леса, вертит головой туда-сюда и не может понять, как выбрать правильный путь. Тут из-за деревьев появляется девушка, вся в белом, с длинными русыми волосами, спадающими на грудь, необычайно красивая, со славянскими чертами лица.

– Ты кто такая? – спрашивает Костя.

А она молча идет к нему плывущей, как по волнам, походкой. Подходит и останавливается в шаге, лицом к лицу.

– Угадай с трех раз, – наконец произносит она бархатистым грудным голосом. – Может, я смерть твоя, а может, ангел-хранитель.

– Ты врешь. Смерть не бывает такой красивой.

– Спасибо за комплимент. И очень даже бывает. Кто сказал, что смерть – это старая бабка с косой и в черном? Все это лишь досужие домыслы, Костик.

С этими словами девушка садится на сваленное дерево и прикуривает сигарету.

– Фу, брось отраву, тебе это не идет.

– Спасибо за заботу, – премило улыбается она, но не бросает. – Ну так что, угадал, кто я такая?

– Ты мой ангел-хранитель. – Костя присаживается рядом.

– Молодец, два. Все-таки я твоя смерть.

И Муконину стало страшно. Он встрепенулся, рванул и побежал. Побежал сквозь когтистые заросли маленьких деревьев, сквозь полумрак дремучего леса.

И долго, долго так бежал, пока не проснулся с потом на лбу.

– Ну что, пробудился, хлопец? – Лошадиное лицо Федора Капустина улыбалось. – Давай бодрись, скоро Самара.

– Да? – Костя удивленно потер глаза. – А сколько осталось?

– Километров двадцать, не больше.

Костя уставился на дорогу. Серая полоса полого поднималась в гору. Навстречу неслась легковушка.

– Эх, Костик, смурной из тебя попутчик, всю дорогу почти проспал, – добродушно протянул Федор Капустин.

– Да, блин, усталость сморила, – оправдался Муконин. – Нас никто по дороге не останавливал? В смысле, постов не было?

– Да нет, бог миловал. – «Камазист» прищурился, обозначив кустики морщин около глаз. – А вот перед городом будет натовский пост, нечто вроде таможни.

– И как скоро? – заволновался Костя.

– Километров десять осталось.

Муконин решил смотреть в оба. Как только эта таможня появится на горизонте, он дружелюбно попрощается с дальнобойщиком и сойдет с машины. А в город дальше будет пробираться пешком. Так безопаснее – ему уже давно пришел в голову этот план.

Конечно, Федор Капустин удивился, когда Костя попросил остановить машину, но особого значения этому не придал. «Ну, как знаешь, дело хозяйское. Флаг тебе в руки и семь футов под килем!» – «И тебе – удачно разгрузиться».

Муконин соскочил с подножки больше чем за километр до поста и сразу завернул к лесу. (Впрочем, вскоре «КАМАЗ» встал: у шлагбаума выстроилась километровая очередь.) Костя пошел по скользкой тропинке вдоль кромки леса. «Главное, – думал он, – добрести до ближайшей автобусной остановки и забраться в какую-нибудь маршрутку, если они вообще ходят. А там уж, попав в город, легко затеряться в толпе».

Дело шло к вечеру. Небо затянуло темно-серыми перинами. В воздухе веяло сыростью и выхлопными газами. Дул промозглый ветер, до завывания в ушах. Муконин поднял ворот и застегнул молнию на куртке до самой шеи. И прибавил ходу, чтобы согреться.

Однако же до остановки Костя шел почти час. Но зато с маршруткой повезло сразу.

– Э, подожди, да? У тебя кредитка есть? – недобро спросил смуглый водила кавказской национальности, перекрыв механическим поручнем вход в салон.

– Какая кредитка? – Костя сделал глупый вид.

– Ты че, не местный? На маршрутках тока те ездят, у кого кредитки есть.

– А это пойдет? – Костя достал приготовленную монету в один доллар.

Глаза южанина засветились, волосатая рука змеей захватила деньгу.

Костя уселся впереди у окна, за водительской спиной. В салоне было всего три пассажира: бабулька с котомками в шубейке и старомодном платке, парень с плеером и малиновой челкой в черной куртке с белой надписью «USА», грузная женщина на вид лет сорока пяти в пальто и берете, злобно стрелявшая глазами.

Микроавтобус резво понесся в город, скрипя всеми частями, мимо однообразных пригородных поселков и микрорайонов с тускло-оранжевыми и серыми домиками. Костя уставился в окно. Кончился поселок и потянулся бесконечный бетонный забор промышленной зоны. Черным по серому кричали длинные лозунги граффити:

СМЕРТЬ ЯНКАМ! НО ПАСАРАН! ОНИ НЕ ПРОЙДУТ! КТО К НАМ С МЕЧОМ ПРИШЕЛ, ТОТ ОТ МЕЧА И ПОГИБНЕТ! НАТО ПОДЛЫЕ ПИНДОСЫ БЕГИТЕ ПОКА НЕ ПОЗДНО А ТО СДОХНИТЕ ЗДЕСЬ! NATO USA FUCK YOU!

Забор кончился, и показалась линия железной дороги с несущимся куда-то летучим голландцем – одиноким черно-красным электровозом. Затем электровоз исчез в гуще деревянных домов – потянулся нудный и долгий частный сектор. Живет ли тут кто-нибудь, спросил себя Костя? Во всяком случае, признаков жизни не наблюдалось. Часть домов обгорела, некоторые сгорели дотла, и одни лишь почерневшие русские печки горевали среди обугленных развалин. Костю затошнило от этой убогости. Маршрутка так нигде и не остановилась. И желающих выйти, конечно, не было. Парень с плеером сонно сомкнул глаза, бабушка уткнулась в пол, юродиво шевеля губами, а женщина в берете принялась зачем-то рыться в своей сумочке.

Наконец начался настоящий город. Побежали кирпичные и панельные жилые дома, большей частью пятиэтажные. Светофоры не работали. На перекрестках творилось черт-те что. Все дружно сигналили клаксонами, будто соревнуясь, кто громче. Пассажиры уткнулись в окна.