день. И все остальное — тоже не бесплатно. Ни укол пенициллина, ни таблетку аспирина — ничего просто так не сделают. Сразу счет предъявляют: двадацать пять, пятьдесят, двести долларов. Раньше с больницами полегче было, раньше можно было отпереться. Предъявят тебе окончательный счет, а ты себя банкротом объявляешь, дескать, суммы такой у меня нету. Похлопочут, поругаются и забудут. А сейчас — нет: придут, опишут имущество, продадут с молотка. Для бедных людей всегда плохо, когда у власти республиканская администрация. А рейгановская — самая плохая была для нас. А жилье? Вы-то сами в каком доме живете?

— На 72-й улице, угол Йорк-авеню, в новом доме.

— О, я ваш дом знаю, вижу из окна. А я на 73-й, в старом доме.

— Это в каком же? Мы там каждый день ходим…

— Неважно в каком, в очень старом, он уже разваливается, к тому клонят. Цены у нас дешевые, но я просто дрожу. Все мы, жильцы, ждем, что нас выселят, чувствуем просто.

— Почему?

— Да спекулянты уже начали скупать дома по нашей улице. Хозяину мы тоже невыгодны, квартиры у нас с контролируемой рентой, платим квартплату, как сорок лет назад. Кому это интересно? Продаст он свой дом с землей, а на этом месте жулики дорогой небоскреб построят, вроде вашего. Я помню, что на месте вашего дома было…

Она помнит, что было на месте нашего дома. Что ж, Зинаида Михайловна живет здесь скоро сорок лет. А мы последние два года наблюдали, как сносили дом напротив нас, солидный шестиэтажный дом с колоннами, с высоченными потолками, кирпичный. Он был так крепок, что его долго не могли взорвать, все долбили, и на каждом этаже открывались новые несокрушимые колонны… Потом долго долбили яму, новый фундамент — главное дело при строительстве небоскреба. Забивали железобетонные сваи. И вот небоскреб стремительно растет — этаж в неделю. Не успеем оглянуться, как он загородит от нас вид на реку.

— Мне бы умереть прежде, чем хозяин нас на улицу выгонит, — говорит Зинаида Михайловна. — В нашем доме шантаж уже вовсю начался. Знаете это английское слово «харасмент», угрозы? Надо мной, например, уже живет бесплатный жилец. Зачем? А в газетах не читали? А я вам не из газет, из жизни… То водой зальет из водопровода, то канализация хлещет, то стучит, мочи нет, штукатурка на голову валится. Сколько к нему ни хожу — бесполезно. Чтоб я съехала, хотят! Чтоб нервы сдали. Да я б давно съехала, если б деньги были.

Она рассказывает, а я понимаю, что ее рассказ — только начало трагедии, результаты которой так легко прослеживаются в нашем квартале. Результаты эти она наблюдает каждый день, потому так и боится.

…На 71-й улице между Первой и Йорк-авеню на ступеньках церкви круглый год сидит милая, интеллигентная, необычайно чистенькая старушка — бездомная. Совсем недавно она жила в одном из таких небольших дешевых домов. Дом снесли. Уезжать из своего района старушка не хочет, денег снять приличное жилье нет. Вот и «переселилась» она на улицу. Каждое утро ее приходит навещать богатая старушка, постоянная ее опекунша, приносит ей горячий кофе и бутерброд, протирает ей лицо и руки лосьоном. Они долго мирно беседуют — о погоде, кто как провел ночь. Богатая старушка возвращается домой, мимо бездомной весь день бегут люди: место бойкое, в конце квартала огромный Нью-Йоркский госпиталь. Люди привычно подают четвертаки, которые она не просит: ведь деньги, в сущности, и не очень нужны, много ли требуется для пропитания старушке, а на жилье подаянием не соберешь. Люди бегут мимо, а она все сидит — в жару и в снег, в дождь и в ветер. Только ночевать уходит в церковь. В этот год старушка зимовала нарядная: в старенькой, но красивой норковой шубке — тоже чье-то благодеяние.

На 79-й улице еще одна бездомная, женщина средних лет. Та явно безумна. Целыми днями она стоит над тумбой для мусора и воображаемой щеткой яростно чистит зубы, со страшными гримасами открывая рот. Где она жила прежде? Почему облюбовала именно этот угол? Не знаю. Но вот уже год, как она не покидает свой пост.

Еще одна, рыхлая, полная, женщина целыми днями лежит на газетах на 69-й улице, привалившись спиной к стене дорогого ресторана. Она в некоторой степени знаменитость, о ней писали газеты. Ее пытались увезти в ночлежку, давали комнатку, но нет! Она хочет жить только в своем бывшем районе, а в бывшем так дорого, что никто не может ей помочь. Здорова ли она? Очевидно, не совсем, но факт остается фактом, уезжать она не хочет и милостыню не принимает: какие-то свои маленькие деньги у нее есть.

…Все это наши соседи, часть нашего, как здесь говорят, «комьюнити», то есть сообщества, которое разделено как бы на три мира.

Мир новых, блестящих стеклом и бетоном небоскребов.

Мир четырех-пятиэтажных домов.

И мир бездомных.

Мы с нашей соседкой по месту жительства принадлежим к разным мирам, и именно это обстоятельство она и подчеркивает.

— Да кто в вашем доме-то живет? — говорит Зинаида Михайловна. — Одни богачи. А на лица их поглядите? Вылитые жулики.

«Жулики». Это у нее классовая горечь, но то, что не бедные, — это точно. Люди среднего достатка в таких домах поселиться не могут.

Сорок этажей. На крыше — смотровая площадка, откуда открывается вид на весь город. На специальных треножниках в прорезях заградительной стены стоят мощные бинокли. В них можно разглядеть и соседние улицы, и далекий серый Гудзон, и корабли, которые плывут по реке. С другой стороны через нашу реку виден остров Рузвельт-Айленд, куда жители добираются на подвесном красном трамвайчике. С третьей — голубоватый, подсвеченный к вечеру солнцем, сверкающий разлив Ист-ривер и мосты, мосты, синий, бурый, красный… По ним днем и ночью несутся машины, многие из них в сторону аэропортов Кеннеди и Ла Гардиа. На крыше стоят зеленые бочки с деревьями и вазоны с цветами. Цветы каждую неделю меняют. Еще на крыше есть специальный зал для банкетов, мягкие кресла, удобные деревянные столы. Собственно, банкетных залов два — открытый с видом на реку и закрытый — на случай дождя.

А внизу, на первом этаже, — бассейн олимпийских размеров, баня, сауна, комната с кварцевыми лампами, зал для гимнастических снарядов — «джентльменский набор» каждого нового небоскреба. За все это надо платить, и немалые деньги. Люди, живущие в таких домах, платят. Они берегут здоровье.

Еще на первом этаже есть зал, где стоят стиральные машины. Стирка в этом доме — дорогое удовольствие. Гораздо дороже, чем