Аплодисменты. Крики.

Голос Анны. Голосуйте за Виктора Черметова! Он знает, как жить! Ур-р-ра-а-а!

Черметов. Я сейчас… я быстро… (Уходит и тут же возвращается, наклоняется к Ванечке.) Моя дочь. Понял? Моя! (Убегает.)

Светлана подходит к Ванечке.

Светлана. Я должна была ему это сказать, Ванечка! Прости! Ну, что ты на меня так смотришь? Да, я плохая… Очень плохая женщина. Но знаешь, как мы все эти годы жили? Ольгу еле подняла. Пусть хоть у нее будет по-другому. Я знаю, о чем ты молчишь. Грязные деньги счастья не приносят! Приносят, Ванечка, оказывается, приносят! Счастье покупают почему-то именно за грязные деньги. И если не себе, то уж детям точно. А за честные деньги, мой милый герой, можно купить только интеллигентную нищету. И это, Ванечка, главное, что я поняла за эти проклятые годы… Ты улыбаешься? Почему?

Телохранители вводят Ольгу. Все трое некоторое время смотрят на полураздетую Светлану. Охранники с интересом, девушка с изумлением.

Ольга. Мама! У вас здесь групповой фитнес?

Светлана. Да что же это?! Да как же это… (Спохватывается, прикрывается.)

Телохранители неохотно уходят.

Ольга. Я не догоняю, что случилось? Столько народу во дворе! (Замечает Ванечку, разглядывая, щелкает перед его лицом пальцами.) Ух, ты! (Смотрит на портрет.) Это и есть твой афганец? И сколько он уже так кемарит?

Светлана (одеваясь). Да, это наш Ванечка…

Ольга. А в молодости он ничего был! (Теряет к нему интерес.) Кстати, кто эти гоблины, которые меня привезли? Тачка, конечно, у них крутая, но фейсы кислотные. Всю дорогу ждала – сейчас скажут: «Это похищение!» Ну, думала: продадут в гарем – оттянусь!

Светлана. Погоди! Оленька, будь серьезной, хоть сейчас! Это очень важно!

За окном слышен голос Черметова, усиленный микрофоном.

Черметов. Дорогие земляки! Я вырос в этом дворе и потому мне особенно приятно, что сегодня здесь собрались люди, которые знают меня с детства, с которыми я мужал, вступая в трудовую жизнь…

Ольга. А-а, у вас тут митинг! Кого впаривают пиплу?

Светлана закрывает балконную дверь. Голос Черметова теперь еле слышен.

Светлана. Оля, дочка, послушай! Я перед тобой очень виновата…

Ольга. Да ты что?! Это прямо какие-то новые песни о главном…

Светлана. Не перебивай! Прошу… Мне тогда было столько же, сколько сейчас тебе. И я просто запуталась, растерялась…

Ольга. Пока, мама, запуталась я. Соберись! Представь, что занимаешься с отстающим дебилом. Подлежащее – сказуемое. Ну, давай!

Светлана. Оля, твой отец – не твой отец…

Ольга. Неслабое подлежащее! Можно не падать в обморок? Я это знаю.

Светлана. Ты? Откуда?

Ольга. Оттуда! Или ты думаешь, за моей партой плохо слышно? Ладно, с подлежащим разобрались. Теперь сказуемое. И кто же фирма-производитель?

Входит Борис с видеокамерой.

Светлана. Тебе чего?

Борис. Чермет сказал с тобой посидеть.

Светлана. А ты у него теперь на побегушках?

Борис (показывая камеру). Я у него теперь пресс-секретарь.

Светлана. Липа, уйди, мне с дочерью поговорить надо!

Борис. Говори, я не слушаю. (Затыкает уши.)

Ольга. Липа? Какое странное у дяденьки имя!

Светлана. Это не имя. Это диагноз… (Берет Ольгу за руку и уводит в «запроходную» комнату, закрыв за собой дверь.)

Липовецкий сначала прислушивается. Потом подходит к неподвижному Костромитину.

Борис. Вань, смотри, обиделась твоя отличница! Зря. В России все такие обидчивые! Это потому что в эмиграции не были. Та м обижаться не на кого, только на себя. Я вот не обижаюсь, что ресторан наш прогорел. Ну, не ресторан… Забегаловка… «Борщ и слезы» называлась. Это еще мама покойная придумала. Наверное, потому что не хотела уезжать из России. А газету мы с отцом в самом деле издавали. Раз в месяц. Сто экземпляров. Постоянным клиентам дарили. Не помогло. Жена моя Оксана – ну, ты помнишь, она в нашей школе классом моложе училась – на почте теперь работает. Два сына у нас. Старший, Марк, еще здесь родился. И знаешь, у него улыбка абсолютно русская. Да, русская! Чего ты удивляешься! А у младшего, Володьки, совершенно австралийская. Вот такая! (Показывает.) Но Марк не хочет возвращаться в Россию! А мы с женой хотим. И папа тоже очень хочет. Он переживает, что без него у вас в России демократия не туда завернула…

Шумно, обсуждая концерт, входят Евгения Петровна, отец Михаил, Фаликова с цветами, Федя. Впереди Черметов с огромным букетом цветов.

Евгения Петровна. Какой концерт! Спасибо, Витенька!

Федя. Пчелка моя, я твой трутень! Тьфу!

Анна (виснет на Чермете). Вить, а правда мы с тобой на сцене хорошо смотрелись? Все потом интересовались, спрашивали: кто я тебе?

Черметов. Им же ясно сказали: соратница.

Анна. А как я выглядела в короне? (Прикладывает корону к прическе.)

Федя. Как принцесса Диана. После катастрофы…

Анна. Я тебя убью, стихоплет несчастный!

Борис (снимая их на камеру). А что, босс? Сильный предвыборный ход: одноклассники – король чугуна и королева красоты – находят друг друга через двадцать лет! Делаем ролик для телевидения…

Черметов. Где Светлана?

Борис. Там…

Черметов. Позови! Быстро!

Борис зовет. Из комнаты выходят Светлана и Ольга. Отец Михаил переводит взгляд с Ольги на Ванечку и Черметова.

Евгения Петровна. Девочки, что с вами?

Светлана (смотрит в глаза Черметову). Все хорошо! Все хорошо…

Евгения Петровна. Оленька! Что стряслось?

Ольга. Ничего. 425-я серия «Санта-Барбары». (Не отрываясь, глядит на Черметова.)

Евгения Петровна перехватывает ее взгляд.

Евгения Петровна. Витенька, что случилось? Ты хоть объясни!

Черметов (радостно). Случилось! Стряслось! Сейчас Светлана все вам объяснит. Говори! (Весело.) Соврешь – умрешь!

Все с недоумением смотрят на Светлану. Она молчит.