Ясно! – всё ещё волнуясь, ответил боец.

Колонна медленно подходила к перекрёстку. Танк, следовавший вторым после «Козака», не переставая крутил то влево, то вправо башней. Из люка торчала голова танкиста в шлемофоне. Пехота, осторожно ступая по придорожному гравию, внимательно осматривала остатки прилегающих кустов. До лежанки Блондина осталось пять метров… Миша уложил четыре магазина перед собой, пятый вставлен в автомат, затворная рама взведена. Осталось три метра. Рано голову высовывать. Лишь бы «аграрий» не струхнул. Остался метр. Вот ещё, ещё… И Миша Ковальчук встал на колено и нажал на гашетку.

Он стрелял так, будто в руках у него был не автомат, а водяной шланг, которым очень быстро надо погасить бушующее пламя, поливая густо и непрестанно. Сразу же подкосило двоих слева и одного справа дороги. Голова в танке испарилась. «Козак» резко остановился, и тут же под его днище влетела «эфка», брошенная Блондином. Мишка рухнул на землю. Взрыв! Мгновение… Взрыв!

– Беги-и-и! – что есть мочи всей гортанью заорал Ковальчук.

– Ур-ра-а-а! – послышался над головой Мишки неожиданно звонкий фальцет Блондина и тут же стих где-то в противоположном кювете.

«Вау! Эти русские даже отступают с боевым кличем!» – наверное, удивился какой-нибудь польский капрал, сидя в танке и наблюдая за происходящим в пулемётное окошко.

Каким же могло быть его изумление, когда после двух гранат, прилетевших под «мошонку» «Козаку», тот начал гореть, а потом просто разлетелся, словно от внутренней детонации, на крупные пылающие составляющие некогда «брутального» военного бронированного вездехода. Танк также подкинуло сбоку, ещё раз торкнуло спереди. Послышались удары осколков о броню, и тут башню сорвало жёлто-красным столпом мощного пламени, вырвавшегося гулким грохотом из нижней части машины, где и находился боезапас.

Колонна, оказавшаяся неожиданно для себя под обстрелом неизвестно откуда взявшихся БМ-21, пыталась рассредоточиться, но тщетно водители БМП и БТР искали лазейку в образовавшемся огненном котле. Одного пакета РСЗО «Град» обычно достаточно для завершения ратного пути куда более длинных и мощных по вооружению колонн.

– Вот ни х…я себе подарочки! – страшно удивлённый и находясь в состоянии почти полной остолбенелости, произнёс вслух Миша Ковальчук, когда наконец стряхнул с непокрытой головы целую горку земли с песком. – Предупреждать же надо, братцы!

Приподнявшись, он выглянул на дорогу. Всё горело: остатки танка, бронемашин, кусты вдоль дороги, раскоряченные трупы. Красно-чёрный стяг с разломанным древком валялся рядом с Ковальчуком… И никого в живых, если не считать сидящего на обочине Блондина, обхватившего голову обеими руками и нудным мычанием напевавшего какой-то унылый мотив…

* * *

В помещении штаба царило воодушевление. Нежданно-негаданно невесть откуда сработавшая русская реактивная артиллерия посеяла радостные нотки в уже погасшем настроении остатков некогда третьего батальона под командованием Сергея Савина.

«Возможно, что доехавший до штаба Близнец, чувствуя свою вину перед бойцами, всё же добился от ракетчиков открытия огня по окраине Суворовки. Хотя огонь вполне мог оказаться “дружеским”, и под ним погибли бы все наши, не говоря уже о мирном населении. Тогда и не было бы позора в поведении подполковника. Что ты можешь доказать без свидетелей? А вдруг я зря грешу на человека? Осознал, стало стыдно. Решился и сделал хорошее дело. Он же русский офицер, а они своих не подставляют. Это точно он помог. Пусть так будет для всех. И мне так думать проще», – такие мысли бродили в голове лейтенанта Савина, всё ещё верившего в наивысшую справедливость бытия, когда на первый взгляд подонок, как бы себя ни вёл по жизни, в конце концов остаётся человеком, готовым прийти на помощь в безвыходных обстоятельствах. Даже если это не так, хочется соврать самому себе и постараться в это поверить. Так действительно легче жить.

Зашёл Витязь. Кинул офицерский планшет на покрытый извёсткой стол, уселся на скрипучий стул. Закурил. Достал тонкую коньячную фляжку из-под бронежилета. Протянул Саве. Тот не отказался. Отпил и вернул Витязю.

– Слушай, Серёга, а ты не видел командира снайперского взвода Диму?

– Хрен его знает. Спроси что полегче. У меня с утра в голове такая сумятица. За один только день то обороняемся, то отступаем, то наступаем, то сидим в окружении, тут ещё русская арта откуда ни возьмись – чуть нас же не закопала заодно с укропами… Командование сбежало, связи нет. Сидим как в кино: «Я крэпость, я крэпость. Прошу подкрапленья!».

– Так там наших ещё двадцать семь человек – снайперов.

– Где «там»? Говори яснее.

– В Мамонтове, твою мать! В Мамон-то-ве!

Сава дотронулся до лба ладонью и провёл вниз по лицу, словно стирая пот.

– Ещё утром мне показалось, что там бой начался одновременно с нами. Я слышал разрывы и гул брони. Автоматная очередь была, другое стрелковое оружие работало. А потом тут так закрутилось, что я и забыл про них.

– Так ты их командира не видел?

Сергей высунул голову в коридор и выкрикнул:

– Кто видел лейтенанта Диму из отдельного снайперского?

– Так он же раненый был. Его в «газель» загрузили и увезли вместе со всеми, – выкрикнул кто-то из темноты.

Витязь, услышав ответ, немедленно встал и засобирался.

– Ты куда, Витёк? – спросил Сава, хотя только что сам хотел послать кого-нибудь в Мамонтово.

– Догадайся с трёх раз, лейтенант! Там почти три десятка мальчишек, от первого до последнего курса института, без старшего, без пулемёта и без опыта. А ты слышишь хоть один выстрел оттуда? А до Мамонтова всего-то три километра. Я пошёл. Дай мне пару бойцов.

– Бери на своё усмотрение. Вон Могила – знатный гранатомётчик. Правда, с трубами у нас полный швах. Трындец подкрался незаметно, хоть виден был издалека.

– Разберусь, – бросил Витязь через плечо, уже вылетая из кабинета наружу.

Дверь не успела закрыться, как в кабинет вошёл Миша Ковальчук. Грязный, в оборванной разгрузке, с автоматом наперевес и с широченной улыбкой во всё чумазое лицо. Поздоровался ополченческим верхним рукопожатием и похлопыванием по спине.

– Где Блондин? Жив? Где остальные? Гур, Хома, Бомбалелло?

– Нет, командир, никого не нашёл. Видать, в плену. Трупов нет. Только оружие, разбитое в хлам. А Блондин тут. Я его положил в укромном местечке. Пусть отдохнёт. Он такое пережил сегодня, да и оглушило его маленько…

– Конечно, отдохните. Ночью выдвигаться будем. Патроны там, в углу. Полцинка должно быть. Возьми всё. А теперь спать иди.

Ковальчук вышел. Сава подсветил циферблат. Часы показывали двадцать один ноль-ноль…

* * *

Витязь приказал не светить в темноте фонариками. Безалаберный Дорошилов и так его не имел, а Могила был человеком достаточно исполнительным и требовательным к самому себе, чтобы ослушаться офицера-командира. Два месяца войны сделали из бывшего бомжа