Соскучился. Так же, как и я.

Снова пиликнул мой сирс. «Артемия, у вас с Иоданиром Тэппом тестовое слияние на предстоящей неделе. Точную дату озвучу позже».

— Мать твою, — выругалась сквозь зубы.

— Что на этот раз Лейде надо? — нахмурился парень. Я перекинула ему сообщение. — Ого. Раньше срока на полмесяца.

— Это плохо?

— Это хорошо. Пройдем первое, через три дня — второе. Потом от нас отстанут. Я добьюсь, чтобы нас контролировали не в «Пикса три». Лейда глубоко залезла в нашу единицу, пора кончать с ее кураторством.

— Нир, я…

Предстоящее объединение для меня — очередная проблема. И то, что оно нечто вроде показательного выступления, — наименьшая заноза в моей заднице…

— Тестовое не будет глубоким. Нас ничто не выдаст, — Смахнув ленту, он засобирался. — Карамелька, мне пора, не напортачь с тестом. Увидимся.

— Да…

Минут через пять, когда отправила выполненный тест в базу, дезактивировала инфопапки и связь с Сетью, ссутулилась, обняла себя руками. Меня потряхивало. Потом, резко встав, отправилась под душ. Нестерпимо хотелось отмыться и подумать.

После тогодня мы еще не сливались. И больше не хотела этого. Осознание иррационального отторжения всегда сопровождалось жгучим, болезненным желанием объединения, практически доводило до истерического смеха.

Слияние — смерть. И оно уже убило меня. До того, как убила я. Как ни копалась в себе, так и не нашла ни жалости к своим жертвам, ни того, что их гибель меня как-то задела. Была задача, я ее выполнила, защищала себя, защищала нас, поступила правильно. Но правильнее было бы умереть, тогда не пришлось бы даже касаться дель-эксинской гадости, неустроенности, этой действительности, вывернутой наизнанку уродливыми внутренностями вверх.

Слияние — жизнь. Без него я глуха, слепа, одинока, пуста, бессильна. Это оружие, которое способно дать свободу и показать путь, его придумали и откатали именно для этого. И мы справимся, выберемся сначала из клетки «Пикса три», потом — из кабалы пресловутого и проклятого долга перед родиной. Вот только… скольких еще нужно убить ради того, чтобы больше никого не убивать и сделать всех довольными, благополучными, превратить реальность во что-то, где захочется жить, а не существовать?

Запрокинула голову, полностью отдалась ощущениям струящегося в крови дара, растворяя свое сознание в водных потоках, смывая окружающее. Последняя ясная мысль: лучше всего — просто отключить мозги, чтобы разрешить противоречие. Нир поможет с этим, отвлечет.

* * *

В витархиве было пусто, как и предполагала. Вот когда надо было ходить сюда: сразу же после общей лекции. Даже администратор еще не появился, чтобы навести порядок и вычистить Сеть от подозрительного контента, попавшего в нее за ночь и раннее утро.

На нужную инфопапку наткнулась сразу, ее обновили несколько часов назад.

В Рийске по-прежнему было тревожно: пикеты и демонстрации, неизменно завершавшиеся перестрелкой и убитыми, облавы, поиск и разоблачение заговорщиков. И, словно зараза, буйство радикалов и мятежников поползло в другие города Дель-Эксина. Военное положение ввели в итоге в пяти мейджерах. И это только начало. Повсюду робко, осторожно, с ужасом или воодушевлением звучали слова «переворот», «революция» и «гражданская война».

Нервно кусала губу, пока слушала худого, невзрачного мужчину, раздражавшего своим дребезжащим голосом. Посеревшее, изможденное лицо с мешками под глазами, бегающий взгляд, словно он ищет подсказку у кого-то, оставшегося за кадром ролика, — вид, который внушал желание похлопать спикера по плечу, от души напичкать дурью или успокоительным да дать отдохнуть, чтобы ушлиусталость и выражение загнанности из глаз.

«Движение «За свободу и мир» берет на себя всю ответственность за акцию двадцать восьмого числа. Наши активисты заранее заложили капсулы на площади Трех монументов, около месяца они ждали своего часа. Мы хотели нанести как можно больше вреда, убить множество граждан, не разделяющих наши убеждения. У нас было множество сторонников в департаментах, администрациях, государственных организациях и даже среди правоохранителей и одаренных. Осознавая, к чему приведет их деятельность, они нашли и собрали единомышленников…»

Я закрыла инфопапку с роликом. Не было сил вникать в этот бред, который, судя по комментариям официальных лиц и СМИ, приняли за правду. Вернее, выполнили директиву принять за таковую. «ЗаСиМ» — движение, последователей которого едва хватало на то, чтобы исподтишка делать непатриотические надписи да анонимно размещать блеклые, неаргументированные критические отзывы в Сетях, еле живое и как будто давно уничтоженное, вдруг спохватилось и решило сразу перейти к кровавым расправам и уличным столкновениям. Фантастический сон. Который теперь будет стоить жизни каждому, кого хоть как-то заподозрят в участии или сочувствии «ЗаСиМ». Теперь любого можно прижать, обвинив в этом.

— Привет.

Стряхнув задумчивость, уставилась на Деймоса, стоявшего рядом. Парень придвинул к себе ближайшее кресло, сел. Одобрительно хмыкнул, заглянув в облако, в которое вывела ролик и статьи в СМИ, касавшиеся Дня исхода, как окрестили те события в сетях. О нас с Тэппом, кстати, не было ни слова, все действительно подчистили. В опубликованном официальном рапорте кратко говорилось, что «двум гражданам удалось остаться невредимыми».

Быстро дезактивировала инфопапку. Тяжелым взглядом уставилась на Густова, непринужденно мне улыбавшегося. Была в замешательстве.

С одной стороны, мне не хватало его… Пожалуй, он единственный человек, родственный мне по духу. Единственный, с кем мы действительно в одной лодке, что называется, равны. Единственный, кто смог бы разделить со мной страхи и опасения…Просто разделить. Не нужно их замазывать, задвигать на задворки моего разума препаратами или воздействием, другими эмоциями, страстью. Единственный, способный понять, что на самом деле я монстр… И поддеть в ответ, что на зависть отборный.

С другой стороны… Нет, не желала его видеть. Он подвел меня, подвел нас с Ниром. И простить это невозможно. Он нашел меня, зная, что здесь не будет свидетелей нашей встречи, намерен поговорить о чем-то. И все это — очередной шаг в его собственной игре, поддерживать которую больше не хочу и не могу.

— Зарянская, ты на редкость недружелюбна сегодня. Что такое? Дурно спалось? Немудрено после таких героических подвигов. Выжить в кровавой заварушке не каждый способен. О числе навек успокоенных вами предателей, конечно же, не скажешь?

Промолчала, глядя в глубину темных глаз Густова. Не видела в них теплоты, которой всегда сопровождались подобного рода издевки. Напряглась.

— Ты же в курсе, что вы с Ниром самые обсуждаемые персоны в чатах уны? Вашими изображениями, рейтингами, табелями успеваемости, цитатами и прочей чепухой забито все кругом. Все восхищаются, заявляют, что вы крутые, раз остались целы, и вспоминают даже такую хрень, как случайно столкнулись с кем-то из вас на выходе из туалета. Ужас, правда?

— Я не захожу в чаты уны, — скривилась, невольно