— Ты выглядишь так, Сергей, словно тебе утром кочергой прижгли зад.

— Он сбежал, — коротко сообщил Иванов.

— О ком ты?

— Павел Суворов. Он сумел вырваться из тайной лаборатории Бугенвилей.

Полевой вспыхнул от гнева.

— Черт побери!

— Он позвонил в наше прикрытие — аукционный центр в Нью-Йорке — из телефона-автомата в Чарльстоне, Южная Каролина, и запросил инструкции.

Полевой встал и принялся сердито расхаживать по ковру.

— Почему он заодно не позвонил в ФБР и не попросил инструкций еще и у них? Или еще лучше — дал бы рекламу в „Ю-эс-эй тудей“.

— К счастью, его руководитель сразу отправил нам шифрованное донесение и сообщил об инциденте.

— По крайней мере хоть кто-то думает.

— Есть кое-что еще, — сказал Иванов. — Суворов захватил с собой сенатора Ларимера и конгрессмена Морана.

Полевой остановился и повернулся.

— Идиот! Он все поставил под угрозу!

— Винить нужно не его одного.

— Как ты пришел к такому заключению? — цинично спросил Полевой.

— Суворов — один из пяти наших лучших агентов в Соединенных Штатах. Он не дурак. Ему не сообщали о проекте Лугового, и логично предположить, что он его не понимает. Он, несомненно, отнесся к Луговому с большим подозрением и действовал соответственно…

— Иными словами, делал то, чему его научили.

— По моему мнению, да.

Полевой равнодушно пожал плечами.

— Если бы он просто сообщил нам о местонахождении лаборатории, наши люди могли бы нагрянуть туда и отобрать у Бугенвилей контроль над операцией „Гекльберри Финн“.

— А сейчас мадам Бугенвиль может так рассердиться, что прервет эксперимент.

— И потеряет миллиард долларов золотом? Сильно сомневаюсь. В ее алчных руках по-прежнему президент и вице-президент. Моран и Лаример для нее небольшая потеря.

— Для нас тоже, — сказал Иванов. — Бугенвили служили дымовой завесой на случай, если американцы раскроют проект „Гекльберри Финн“. Теперь, когда два похищенных конгрессмена в наших руках, это может считаться началом войны или по меньшей мере очень серьезным кризисом. Лучше было бы устранить Ларимера и Морана.

Полевой покачал головой.

— Пока нет. Их знания о внутреннем механизме военного истеблишмента Соединенных Штатов могут быть для нас очень ценными.

— Опасная игра.

— Нет — при условии, что мы будем осторожны и сразу избавимся от них, если и когда сеть натянется.

— Тогда наша первая задача — не отдать их в руки ФБР.

— У Суворова есть безопасное место, куда их можно спрятать?

— Неизвестно, — ответил Иванов. — Ему приказали только каждый час выходить на связь, пока не поступят указания из Москвы.

— Кто возглавляет наши подпольные операции в Нью-Йорке?

— Василий Кобылин.

— Сообщите ему о затруднениях Суворова, — сказал Полевой. — Конечно, без каких бы то ни было указаний на „Гекльберри Финна“. Прикажите ему спрятать Суворова и его пленников в безопасном месте, пока мы не спланируем их бегство с территории США.

— Организовать это будет нелегко. — Иванов пододвинул стул и сел. — Американцы ищут исчезнувшего главу своего государства под всеми камнями. За всеми аэродромами следят самым тщательным образом, а наши подводные лодки не могут подойти на пятьсот миль к их границам, не задев подводную сигнализацию.

— У нас всегда остается Куба.

Иванов, казалось, сомневался.

— Флот и береговая охрана США слишком старательно следят за торговлей наркотиками. Не советую плыть на корабле в ту сторону.

Полевой смотрел в окно своего кабинета, выходящее на площадь Дзержинского. Утреннее солнце тщетно пыталось сделать ярче тусклые городские здания. Полевой Улыбнулся.

— Мы можем безопасно доставить их в Майами?

— Во Флориду?

— Да.

Иванов смотрел в пространство.

— Есть опасность, что на дорогах посты, но, думаю, это преодолимо.

— Хорошо, — сказал, неожиданно успокаиваясь, Иванов. — Позаботься об этом.

Менее чем через три часа после побега Ли Тонг Бугенвиль вышел из лабораторного лифта и остановился перед Луговым. Было без пяти три утра, но он выглядел так, словно вообще не спал.

— Мои люди мертвы, — сказал Ли Тонг бесстрастно. — Я считаю, что виноваты вы.

— Я не знал, что так случится.

Луговой говорил тихо, но спокойно.

— Как вы могли не знать?

— Вы заверили меня, что из лаборатории бежать невозможно. Я не думал, что он рискнет.

— Кто он такой?

— Павел Суворов, агент КГБ, которого ваши люди по ошибке прихватили на паром до Стейтен-Айленд.

— Но вы знали.

— Он не показывался, пока мы не прибыли сюда.

— Вы и тогда ничего не сказали.

— Это верно, — признал Луговой. — Я испугался. Когда эксперимент завершится, я должен буду вернуться в Россию. Поверьте, не стоит настраивать против себя наших людей из государственной безопасности.

Этот глубокий внутренний страх Ли Тонг видел в глазах всех русских, с кем встречался. Они боялись иностранцев, соседей, любых людей в форме. Они так долго жили с этим, что для них это чувство было так же обычно, как гнев или радость. Он не находил в себе жалости к Луговому. Напротив, он презирал его за то, что тот добровольно живет в такой системе угнетения.

— Нанес Суворов ущерб эксперименту?

— Нет, — ответил Луговой. — У вице-президента легкое сотрясение, но он снова под действием успокоительного. Президента это не коснулось.

— Никаких задержек?

— Все идет по расписанию.

— И вы закончите в три дня?

Луговой кивнул.

— Я сокращаю срок.

Луговой вел себя так, словно не расслышал. Но потом до него дошло.

— О боже, нет! — ахнул он. — У меня на счету каждая минута. Мы с моими людьми и так стараемся в десять дней сделать то, на что требуется тридцать. Вы лишаете нас всякой страховки. Нам нужно больше времени, чтобы стабилизировать мозг президента.

— Это забота президента Антонова, но не моя и не бабушки. Мы выполнили свою часть договора. Допустив сюда человека из КГБ, вы поставили под угрозу весь проект.

— Клянусь, я не имею никакого отношения к бегству Суворова.

— Это вы так говорите, — холодно сказал Бугенвиль. — Я предпочитаю думать, что его присутствие тоже было запланировано по приказу Антонова. Сейчас Суворов уже связался со своим руководством, и против нас действуют все советские агенты в США. Нам придется перенести лабораторию.