Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отец, – начал он, – по-моему...
– Все в порядке, Дрейк, – сказала Александрина спокойным и ровным голосом, но ее колючие глаза смотрели холодно. Он еще одно мгновение колебался, а затем молча кивнул, положившись на то, что врожденная доброта Алекс не позволит ей обидеть умирающего. Дрейк с удивлением обнаружил, что отец почувствовал к Александрине полное доверие, и тихо удалился из комнаты.
Грейсон часто и неровно дышал, пытаясь восстановить дыхание. Немного отдохнув, он повернулся к Алекс.
– Простите меня, – взволнованно прошептал больной старик, – но скажите мне, не ждете ли вы ребенка? – Глядя, как Алекс изменилась в лице, он добавил дрожащим голосом: – Я хочу узнать перед смертью, не ожидается ли появление на свет нового наследника Аллоншира.
Алекс подумала, что отец Дрейка все-таки при смерти, и простила ему вмешательство в ее личную жизнь. Он ждал ответа, цепляясь за последнюю надежду, которая для него так много значила. Немного подумав, Алекс приняла решение.
– Возможно, ваша светлость. – Произнеся вслух эти слова, она впервые с удивлением обнаружила, что это и в самом деле может быть правдой. Александрина временами чувствовала себя как-то странно, но находила всевозможные объяснения своему физическому состоянию. Это необычное самочувствие она связывала с большим напряжением, которое испытала в течение последних месяцев.
Грейсон внимательно изучал лицо Александрины. Его дыхание становилось все более частым.
– У моего сына довольно тяжелый характер... Его порой бывает трудно понять.
В этот момент Алекс совсем не хотелось понимать своего супруга, ей просто хотелось придушить его.
– Да, это правда, ваша светлость.
Несмотря на боль, которую испытывал Грейсон, его губы тронула улыбка.
– А у вас... тоже... сложная натура? Она посмотрела ему в глаза.
– Да, ваша светлость. Старик снова улыбнулся.
– Дрейк... сделал... правильный выбор. – Его лицо исказила гримаса боли, но он покачал головой, когда Александрина бросилась к нему, желая помочь. – Нет времени... – Грейсон Баррет собрал все свои силы и посмотрел на нее спокойным взглядом. – Вы... очень сильно... любите моего сына.
Это прозвучало как утверждение, не требующее ответа.
Но Алекс подтвердила слова Баррета:
– Да, ваша светлость, я его очень люблю.
– Не покидайте его... ради него.
– Не покину. – Глаза Алекс наполнились слезами. Он удовлетворенно кивнул, а затем закрыл глаза.
– Я сейчас позову Дрейка. Он, наверное, хочет побыть с вами, – пробормотала Александрина, понимая, что конец его близок.
– Благодарю... вас, – невнятно прошептал он, и Алекс поняла, что значат эти слова.
Она вышла в холл, ища глазами Дрейка. В тот же миг он появился рядом с ней.
– Он...
– Он хочет видеть тебя, – только и могла она сказать, уступая ему дорогу. Дрейк вглядывался в лицо Алекс. Он пытался найти в нем ответы на свои вопросы, для которых еще не настал черед. Он бесшумно вошел в комнату отца, тихо притворив за собой дверь.
Александрина прислонилась к оштукатуренной стене и закрыла глаза. Она молча молилась о том, чтобы Бог послал ей душевную стойкость. Алекс сомневалась, хватит ли у нее на это сил. Все происходящее казалось ей каким-то сплошным кошмаром. Не может быть, что все это правда! Ей показалось, что весь мир вокруг нее распадается на кусочки.
– Вам нехорошо, миледи?
Она открыла глаза, услышав знакомый голос.
– Смитти! – Алекс смотрела на него невидящим взглядом, мысленно отмечая про себя, что этот человек не вписывается в пышную окружающую обстановку.
– Что я могу сделать, чтобы вам стало легче все это перенести? – мягко спросил он.
Алекс хотелось заплакать, но она сдержалась.
– Я думала, что вы мне друг, Смитти.
Он поморщился от ее ледяного тона.
– Разве это не так?
– Друзья не лгут друг другу.
– Но и не разглашают тайны других друзей, – мягко возразил он.
– Я всегда понимала, что вы слишком интеллигентны для простого моряка, – горько рассмеялась Алекс. – Вы работаете у Дрейка, как я полагаю?
Смитти молча кивнул.
Она вспомнила: когда Смитти помогал Дрейку на корабле, его слишком ловкие движения выдавали в нем профессионала.
– Вы его камердинер?
– Да, миледи.
Алекс закрыла лицо руками.
– Мне просто не верится! – У нее опять начиналась истерика. – Боже мой, что же мне делать? – бормотала Александрина, обращаясь к самой себе. – Отец Дрейка умирает. Я должна взять себя в руки... сейчас.
Смитти сочувствовал этой славной девочке, обманутой в таком жизненно важном для нее вопросе. И все же в этот тяжелый момент ее собственное разочарование отошло на второй план. Она думала и заботилась о других, оставаясь самой собой, какой он ее знал всегда.
В это мгновение дверь спальни медленно отворилась. Притихший Дрейк вышел в холл. На его глазах блестели слезы.
– Его больше нет, – просто сказал он. К нему подошел Смитти.
– На вас лица нет, милорд. Принести вам выпить? Дрейк кивнул:
– Да. Пойдем в библиотеку, Смитти! Нам нужно решить много вопросов, а также я должен поговорить с Самантой и Себастьяном. – Он остановился, встретив взгляд Алекс.
– Я очень сожалею о кончине твоего отца, Дрейк, – искренне посочувствовала Алекс, но ее голос звучал напряженно и сдержанно. – Если ты покажешь мне, где находится моя комната, я не буду тебе мешать.
Дрейк вытер глаза, почувствовав себя усталым и одиноким.
– Твоя спальня в конце коридора, рядом с моей. – Он оглянулся на лестницу, услышав чьи-то голоса, а затем снова повернулся к Алекс: – Не уходи! Познакомься, пожалуйста, с моей сестрой. В этих обстоятельствах ваше знакомство будет много для нее значить.
Алекс кивнула:
– Конечно.
Спустившись по лестнице, они увидели, что Хэмфри разговаривает с прелестной юной девушкой. Она с тревогой спросила:
– Есть какие-нибудь изменения в состоянии отца, Хэмфри?
– Я не знаю, леди Саманта. Но ваш брат... Она смахивала слезы с бледных щек.
– Что мой брат? Ему же все равно, жив отец или нет, Хэмфри. И когда отец умрет, – ее губы сильно задрожали, – у меня никого больше не останется в целом свете.
– Как раз это я и собирался вам сказать, миледи, – пробормотал Хэмфри. – Когда я сказал «ваш брат», я имел ввиду...
– Здравствуй, Сэмми! – Низкий баритон Дрейка дрожал от волнения.
Саманта вздрогнула. Только один человек называл ее так. Это прозвище, которое больше подходило для мальчика, а не для девочки, он дал ей, когда она была еще совсем маленькой.