Ох и влипли же мы!

Легавый лупит дубинкой второго грузчика, а с ленты транспортера прыгают в отсек еще и еще фараоны. Бердсли стоит в нашей цепочке ближе всех к выходу – люку, и я, толкнув его в ту сторону, кричу во все горло:

– Беги! Беги! Прыгай!

Он кое-как протискивается в узкий люк и спрыгивает в кузов электрокара. Дерек тоже бежит вдоль трюма к выходу, а за ним, с дубинками наготове, гуськом мчатся фараоны.

– Попался, мерзавец! – кричит тот, что бежит первым, и, схватив Дерека за воротник рабочего комбинезона, бьет дубинкой по виску. Дерек валится как подкошенный, легавый спотыкается о него и тоже чуть не падает. Пока он не успел выпрямиться, я выхватываю кастет и бью его прямо по зубам. Выплевывая кровь и осколки эмали, легавый со стоном падает; бегущие за ним фараоны не успевают затормозить и, как костяшки домино, валятся на своего товарища и на Дерека. Этой небольшой задержки мне хватает, чтобы броситься к люку и спрыгнуть вниз, в кузов нашего кара. Бердсли уже в кабине, держится за баранку.

– Гони, сынок! – кричу я. – Сматываемся отсюда!

Бердсли рвет с места. Один из легавых бросается за нами в погоню на своих двоих. Пока скорость еще не очень велика, он успевает догнать нас и пытается запрыгнуть в прицеп, но я бью его кастетом по рукам. Легавый падает и катится по гудронированной дорожке. (Мэдж, которая на полном ходу вывалилась из машины на Большой Северной дороге… О нет, Джек, ради всего святого, не думай об этом сейчас!) Я снова перебираюсь в кар. Опускаюсь рядом с Бердсли на крошечное пластмассовое сиденье. Сиденье развернуто в обратную сторону, и я вижу ярдах в пятидесяти позади нас группу фараонов.

– Ты не можешь ехать быстрее? – спрашиваю я.

– Джек … – Бердсли нервно сглатывает.

Наша скорость почему-то падает. Легавые начинают нагонять.

– Жми, сынок, жми! Педаль в пол, черт тебя побери!

– Джек, – повторяет Бердсли, – смотри!

– В чем дело, мать твою?! – кричу я и поворачиваюсь.

Теперь я вижу, в чем дело. На взлетную полосу перед нами выруливает огромный самолет «Ви-Си-10». Мы мчимся прямо на его переднее шасси. Сзади за нами гонится орава легавых.

– Черт!.. А-а!.. – говорю я и выхватываю у Бердсли руль. Потом ставлю ногу на его ботинок, до отказа выжимая педаль. Бердсли вскрикивает – больше от страха, чем от боли, потому что мы мчимся прямо на гигантские колеса переднего шасси.

В последний момент я выкручиваю руль, так что мы проносимся в считанных дюймах от передней стойки шасси. Кар резко заносит, и я вращаю руль в другую сторону, чтобы разминуться с еще более массивными задними колесами самолета. При этом я громко, истерически хохочу, словно подросток, который катается в парке аттракционов на электрическом автомобильчике. На полной скорости мы вылетаем из-под хвоста самолета, который тормозит, оглушая нас ревом двигателей. От легавых мы оторвались – во всяком случае, на то время, которое им придется потратить, чтобы обогнуть самолет. Не теряя ни минуты, я сворачиваю к ближайшей погрузочной площадке. Там мы бросаем кар и бежим в одно из аэропортовских зданий.

Внутри мы сбавляем ход. Мы идем по коридору почти прогулочным шагом, стараясь не привлекать к себе внимание. Небрежно подмигиваем встречным стюардессам. Каким-то образом нам удается отыскать дорогу в зал прилетов. Там мы заходим в туалет и снимаем наши рабочие комбинезоны, под которыми – в соответствии с первоначальным планом – на нас надета обычная одежда. Это, впрочем, мало что меняет, потому что аэропорт буквально кишит легавыми. Фараоны в форме стоят у всех выходов, агенты в штатском снуют в толпе. Пассажиров в зале действительно очень много, но наше положение от этого ничуть не лучше. Я, во всяком случае, пока не представляю, как мы отсюда выберемся.

Как раз в этот момент до моего слуха доносятся громкие крики. Похоже, начинается какой-то скандал. Душераздирающие вопли и визг несутся со стороны прилетных ворот, в которых как раз начали появляться только что прибывшие пассажиры. Суматоха и шум нам на руку – они могут послужить неплохим прикрытием, и я сворачиваю в ту сторону.

И сразу замечаю целую толпу девушек-подростков, которые, захлебываясь от счастья, выкрикивают приветствия какой-то поп-группе, вернувшейся на родину после европейского турне. Сверкают фотовспышки, раскачиваются над головами самодельные плакаты с надписями «Добро пожаловать домой, „Роллинги“!» и «Мы любим тебя, Мик!». Не долго думая, мы с Бердсли смешиваемся с группой фанаток.

– Чертовы патлатые… – бормочет Бердсли сквозь зубы.

Полиция смята и отброшена. Мы движемся в самой гуще толпы несовершеннолетних сикильдявок, вопящих, визжащих и выкрикивающих имена своих кумиров. Не долго думая, я присоединяюсь к их нестройному хору.

– Эй, дядя, ты не слишком старый, чтобы фанатеть от «Роллингов»? – спрашивает меня какая-то девица в мини-юбке.

– Да я от них тащусь! – говорю я.

Полицейские в форме, стоящие на выходах, целиком поглощены тем, что контролируют движение толпы, и нам удается выскользнуть из здания аэропорта незамеченными. На стоянке мы ловим такси и мчимся обратно в Лондон.

– Нас подставили, Гарри. Это была чертова полицейская ловушка!

Я кричу. По правде говоря, я зол, как тысяча чертей.

– Кто-то на нас настучал! А может, кто-то хотел поквитаться с нами, вот и навел на нас чертовых легавых!

Гарри пытается меня успокоить. Он наливает мне и Бердсли еще по порции бренди и ждет, пока мы оба немного остынем. Потом пожимает плечами.

– Думаешь, Дерека работа?

– Не знаю. Мне кажется, что нет.

– Как же, по-твоему, это случилось?

– Откуда мне знать?!

– Я кое-что слышал… – говорит он.

– Что именно?

– Один мой друг, который служит в полиции, поделился со мной внутренней информацией, касающейся реорганизации системы безопасности в Хитроу. Особый отряд полиции по охране аэропорта расформирован. Теперь это участок Второго отдела Управления уголовного розыска. Наверное, кое-кто обратил внимание на то, что в Хитроу пропадает слишком много багажа.

– Ну, я в любом случае не думаю, что это надолго. А что говорит твой друг-полицейский по поводу того, кто мог нас подставить?

– Да не переживай ты так, Джек! Ну не получилось у нас, ну и что? Подумаешь, велика важность! Неприятно, не спорю, но мы как-нибудь переживем. Утремся и переживем. Сейчас, мне кажется, разумнее всего лечь на дно; во всяком случае, в аэропорт некоторое время лучше не соваться. Я почти уверен, что легавые возьмутся теперь и за грузчиков, и за ребят с парковки, а нам совершенно не нужно, чтобы кто-то мог связать нас с ними.

– Пожалуй, ты прав. Значит, конец нашему маленькому предприятию?

– Да. К сожалению, все хорошее когда-нибудь кончается, а этот бизнес был очень хорошим.