Иногда мы проезжали рябины, они стояли так близко к пути, что Ланзо исхитрился и сорвал на ходу красную гроздь. Он протянул ее Регине, и та пришпилила ягоды к шапочке.

— Нам долго ехать? — спросила я Роберваля.

— Еще минут десять. Мы едем по старой узкоколейке. Ей теперь не пользуются, но я выбрал этот путь, потому что отсюда можно увидеть башенки особняка Грабба. Думал, вам будет интересно.

— Конечно! — воскликнула я и добавила с досадой: — Жаль, фотоаппарата нет. Те снимки с горы не удались; Анвил их проявил, и ничего не видать, кроме черных пятен. Что-то я напутала.

Вспомнив об Анвиле, который содрал с меня за проявку два кронодора и по кронодору за печать каждого снимка, я призадумалась. Стоит все же побеседовать с ним о приключении в лесу и поинтересоваться, что он о нем думает. Пока этого сделать не удалось: Анвил был занят, когда я явилась к нему с пленкой, в дом не пустил, забрал пакет и деньги, а потом оставил готовые фотографии в школе. Последние дни он не выходил из дома и в городе не появлялся. У него шел важный эксперимент: аэростат исправно качался в небе, дом изобретателя трещал и гудел, а у всех, кто оказывался поблизости, волосы поднимались дыбом от разлитого в воздухе электричества.

— Вы уже написали свою статью?

— Еще нет.

— Вот, сейчас будет прогалина, и увидите особняк. Он тут недалеко, за болотом. Там, говорят, сохранилась старая гаченая дорога — то есть, настил.

— Значит, до особняка можно добраться?

— Можно, но к такой вылазке надо подготовиться.

Дети замолчали и повернули головы налево. Повернулась и я, и увидела черные зубцы башен, вздымающиеся над вершинами сосен — удивительно близко! И хоть день по-прежнему был ярок и весел, душу царапнуло недоброе предчувствие, словно на сердце легла тень далеких башен особняка призрачного разбойника.

Особняк давно пропал из виду, но встревоженные шепотки в вагоне не утихали.

— Ну-ка, Шульц, поддай пару! — приказал Роберваль, дядька у топки кивнул, двинул рычагом, и дрезина понеслась вперед с умопомрачительной скоростью. Шульц потянул за шнурок, гудок басовито взревел, детские лица разом просветлели.

— Корнелиус, спасибо, — сказала я с чувством, памятуя, как трепетно он считает мои изъявления благодарности. — Вы устроили для детей не только познавательную экскурсию, но и чудесный аттракцион! Они долго не забудут эту поездку.

— Не за что, Эрика, — он широко улыбнулся и добавил вполголоса, чтобы Ланзо и Регина не услышали. — Но я делаю это не только ради детей. Мне приятно смотреть, как разрумянились ваши щеки и глаза сверкают.

Дети, может, и не обратили на его слова внимания, а вот Алисия обратила и все прекрасно услышала.

— Ох, господин Роберваль, совсем забыла! — воскликнула она веселым и немного злым голосом. — Утром, когда вы уже ушли, почтальон принес для вас два письма. Одно от нашей дорогой Вильгельмины. А вот и второе, деловое.

Она порылась в ридикюле и протянула Робервалю два конверта. Первый, надписанный изящным дамским почерком, он сунул в карман; а вот второй, из дешевой серой бумаги, он торопливо открыл и начал читать отпечатанный на машинке текст. И чем больше читал, тем больше хмурился. А потом поднял глаза и посмотрел на меня в упор. И взгляд его, такой озорной лишь десять минут назад, опять стал мертвенным и непроницаемым.

— Дурные вести? — озабоченно спросила я.

— Скорее, любопытные, — ответил он тяжелым тоном, продолжая пытливо изучать мое лицо. Потом мрачно усмехнулся и спрятал конверт в карман. — Подъезжаем. Вот и мой лесопромышленный завод. Дети, — повысил он голос, — Не вставайте, пока дрезина не остановится! Потом от меня не отходить, без спроса никуда не лезть. Будете шалить — уши оборву, понятно, парни? И девчонки тоже. Но уши — невелика потеря. На лесопилке можно запросто остаться без руки или ноги.

— Поня-я-ятно, — ответил нестройный хор голосов. Дрезина остановилась.

— И вы, госпожа Верден, присматривайте за своими учениками, — хмуро сказал Роберваль.

Ого, удивилась я. Госпожа Верден! А куда делась «Эрика»?

* * *

Роберваль привел нас на пригорок у края вырубки. Внизу мы увидели лесопромышленный завод. Зрелище меня поразило. Признаться, я ожидала совсем другого. Думала, будут груды бревен, кучи опилок да пара складов, а тут, оказывается, целый городок раскинулся!

С удивлением изучала я стены завода из хорошего кирпича, на прочном фундаменте — там, как поведал Роберваль, прятались машинное, котельное и лесопильное помещения. В окнах метались отблески пламени в топках, глухо рычали машины. У завода бродили рабочие, цепляли бревна крюками на длинных палках и подтаскивали их по настилу к пилораме под навесом.

Грохот стоял такой, что наверняка распугал всех лесных призраков в округе.

По причине выходного дня на лесопилке было немноголюдно. Быстрым шагом приблизился управляющий. Он поздоровался, нервно воткнул под бровь монокль, придирчиво оглядел нашу компанию.

— Георг, проведите их по заводу, — велел Роберваль. — Я буду рядом, но говорить придется вам.

— Дети, дети! — замахал руками Георг. — Сюда! Начнем, пожалуй, с пруда...

— Здесь нет реки? — спросила я Роберваля. — Насколько знаю, лесопилки ставят на реках, чтобы сплавлять лес и использовать силу воды для двигателей?

— Реки нет. Поэтому мы используем пар. Это и плюс, и минус. Сплавлять бревна сподручнее, чем перевозить по чугунке, но мы не зависим от сезона, да и отходы производства идут в дело — в топки котлов. Пруд мы устроили сами, чтобы отмывать и сортировать бревна.

Дав объяснения, он отошел к дочери и Алисии. Пришлось вместе с детьми слушать управляющего, хотя я бы предпочла беседовать с Корнелиусом.

Но и Георг знал свое дело. Он привел нас к складу, где отбраковывали лес. Поставил Дитмара и Влада у разных концов бревна. Дитмару вручил большой деревянный молоток, а Владу велел приложить ухо к торцу и слушать. Дитмар ударил молотком по срезу, Влад удивленно поднял брови.

— Если звук глухой, значит, дерево недоброкачественное, с гнилой сердцевиной, — объяснил управляющий.

Все дети захотели попробовать себя в роли приемщиков и сортировщиков. Дошла очередь и до меня. Я выбрала молоток, хорошенько размахнулась и ударила по торцу. Ланзо на другом конце бревна развел руками: ничего не слышно.

— Вы не так держите, — сказал Роберваль, отбирая у меня инструмент. — Вот так надо. Бейте сильнее.

Его ладонь в перчатке на миг легла на мою руку, но Роберваль тут же отстранился.

— Спасибо! — произнесла я выразительно, но он не улыбнулся, как делал в последнее время в ответ на благодарность.

— Вам на лесопилке пригодился бы Одаренный. Сенситив, который видит суть вещей и материалов. Он мог бы сразу сказать, какие бревна хорошие, а какие — плохие.