Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отстранилась, и что-то закололо в груди. Я слишком хорошо знала мою Индат, чтобы с единого звука, с единого жеста не почуять неладное.
— Что случилось?
Она лишь упрямо покачала головой.
Я тряхнула ее:
— Что? Управляющий? Он что-то сделал? Говори, не бойся! Я разберусь с ним!
Индат лишь снова качала головой. Порывисто подалась вперед и обхватила меня руками, сжимая изо всех сил. Я не противилась, позволяя ей выказать свои чувства, но Индат не размыкала рук, и это уже было слишком — мне становилось трудно дышать. Она положила голову мне на грудь:
— Где же вы были, госпожа?
— Мы ездили в город. — Я отстранилась, тряхнула ее: — Да что с тобой?
Индат затрясла головой и разрыдалась:
— Я думала, это конец. Я так испугалась!
Я пожала плечами:
— Но я же уже вернулась. Живая и здоровая. Хватит. Лучше возьми накидку. — Я избавилась от накидки, упала на кровать: — Я так устала — ты даже не представляешь! Оказывается, так можно устать!
С Индат явно творилось что-то не то — она буквально тряслась, накидка в руках ходила ходуном, губы дрожали. Я села:
— Рассказывай немедленно. Все, как есть.
Она молчала, лишь смотрела в одну точку, куда-то под комод. Я проследила ее взгляд и едва не вскрикнула, увидев стальную таблетку галавизора. Все было предельно понятно: Индат откопала чип.
Я подскочила, вытащила галавизор ногой, достала адресную пластину. Индат стояла ни жива, ни мертва. Я поднесла чип ей к самому носу:
— Как давно ты его включила?
Она опустила голову:
— Несколько часов назад.
Я сцепила зубы так, что, казалось, они вот-вот начнут крошиться. Занесла руку и хлестнула Индат по щеке так, что защипало ладонь:
— Что же ты наделала!
Она смотрела круглыми ошарашенными глазами, держалась за щеку. И. казалось, просто не понимала, что происходит.
Я впервые в жизни ударила ее.
55
Индат рухнула на пол, обхватила мои ноги и рыдала так громко, что хотелось заткнуть уши. Ее худая спина сотрясалась, но во мне это не вызывало ни крупицы сочувствия. Единым жестом она перевернула все хорошее, что едва-едва начало копиться у меня внутри. Все разрушила, изувечила.
Я ухватила ее за руки, дернула вверх:
— А ну, вставай!
Она лишь качала головой и снова и снова падала на колени, хватаясь за мое платье. Я снова ударила ее по щеке. Не так сильно, лишь чтобы привести в чувства. После пощечины она разом заткнулась, замерла, будто выключили запись. Лишь всхлипывала время от времени.
Я подошла к буфету, налила алисентового вина и разом осушила бокал — иначе кровь закипит, а сердце выскочит из груди. Опустилась в кресло спиной к Индат и какое-то время молча смотрела, как бегают по полированному мрамору цветные отблески лаанских светильников. Как живой организм, органическая субстанция.
Я слышала, что Индат все еще сидит на полу без движения.
— Подойди.
Она опустилась у меня в ногах, схватила руку, прижимала к губам, но я отняла, и тут же увидела, как дрогнула ее спина от подступающих рыданий.
— Тебе плохо живется, Индат?
Она подняла голову. В глазах читалась полнейшая растерянность и недоумение:
— Что вы, госпожа!
Я сглотнула:
— Тогда зачем ты так со мной?
Она лишь снова затрясла головой и разрыдалась. Я с трудом узнавала себя, но в эту минуту во мне не было ни капли сострадания. Я спокойно смотрела на эти слезы, и внутри ничего не шевелилось. Вино тепло разливалось внутри, наполняя каким-то равнодушием.
Индат вскинула голову, завладела моей рукой:
— Нет, госпожа моя! Ну при чем тут вы?
Я покачала головой:
— Индат, почему я никогда прежде не замечала, что ты такая глупая?
Она распахнула глаза, но промолчала.
Я вновь покачала головой:
— Глупость глупостью, никто в этом не виноват. Но преданность, Индат? Ведь ты ослушалась моего приказа.
Она опустила голову:
— Простите, госпожа. Я почему-то подумала, что вы больше не вернетесь. Мне стало так страшно, будто я умираю…
— Ты, правда, ничего не понимаешь? Ты почему-то думала? Ты рабыня, Индат! — я сама изумилась собственному крику. — Все, что от тебя требуется — исполнять приказы. Тебе не нужно думать!
Она согнулась еще сильнее:
— Я лишь хотела, чтобы он пришел, нашел меня… Хотя бы просто увидеть… Что в этом ужасного?
Я даже подалась вперед:
— Кто, Индат? Чужой раб? Принадлежащий другому дому и другому господину? Ты в своем уме? Очнись, наконец!
— Он сказал, что все время будет ждать… Меня ждать, госпожа… Меня!
Как же я не замечала этого? Как не видела? Ведь правду говорят, что любовь слепа. Я так любила эту рабыню, что не видела ничего. Ничего! Дышать без нее не могла! Теперь же мне казалось, что все вокруг только это и замечают — глупость Индат.
Все… И ею пользуются.
Я посмотрела на нее:
— Налей мне еще вина.
Она поднесла, снова уселась у меня в ногах.
— А теперь вспоминай все до мелочей. Все, что этот раб когда-либо тебе говорил.
Я понятия не имела, кто такой тот одноглазый высокородный из галавизора, но было очевидным, что он отдавал приказы отвратительному Марку Мателлину. И очень хотел знать, куда меня привезли… Я сама совершила ошибку — ведь я знала о глупых надеждах Индат. Нужно было спрятать самой. Нужно было… хорошо рассуждать тогда, когда уже ничего не исправить. Но разве я могла допустить, что она ослушается? Моя верная рабыня? Моя подруга…
Теперь я злилась сама на себя… Но как же больно разочаровываться в том, кому так доверял. Будто наотмашь ударили по стеклу, и меня засыпало жалящими осколками. Отец был прав — нельзя приближать рабов. Нельзя так привязываться. Но мама отвоевала мне Индат…
Я посмотрела вниз:
— Ну, рассказывай. Как вы встретились в первый раз?
Индат лишь округлила глаза:
— Дома, на Альгроне. Он смотрел на меня, я — на него. Так и смотрели всю дорогу.
Каким же глупым все это казалось… Как и то, что я намеревалась что-то выловить из ее влюбленных фантазий. Но я уже не верила в совпадение.
— А потом? Он первый подошел к тебе?
Она кивнула. А я замечала, как она меняется на глазах от этих воспоминаний. Влюбленная по уши дура!