Когда пришел в себя, рядом разговаривали. Сатра чуть-чуть приоткрыл глаза.

Он лежал на полу возле лестницы. Руки были связаны за спиной, причем таким образом, что не было возможности даже пальцем пошевелить. Глотка была забита кляпом. Видимо, теперь местные маги, если они, конечно, местные, относились к нему очень серьезно.

Сами враги сидели в сторонке. Четверо. Двое джинна и человек, которых он подслушал, а потом вырубил. И еще один человек, который вырубил его самого. Кто-то назвал его магистром.

– Как это вышло?

– Не знаю, магистр, – искренне удивился джинна. – Просто сил не стало. Как будто я использовал заклинание, требующее больших затрат энергии, чем я в состоянии отдать. Только заклинание я не завершил, не успел, вот в чем штука.

– Как будто пиявку поставили, – подал вялый голос второй человек. – И эта пиявка высосала все соки.

– Магия? – предположил магистр.

– Ну а что же еще?

Магистр поднялся и подошел к валявшемуся под лесенкой сатра. В руках он вертел небольшую бляху с хитрым рисунком.

– Французский сатра нам не помешает, – проговорил магистр. – Тем более в сложившейся ситуации. Кто знает, как надолго здесь французы?

– Никто, – отозвался один из джинна.

– Зачем он нам? – сердился человек. – Он не наш. И опасен. Может, имеет смысл просто прибить его, пока не очухался?

– А можно не прибивать и договориться. Тогда мы получим новое невероятное заклинание, которым он вас разметал... Как, говоришь? «Пиявка»?

– Да, – подтвердил один из джинна. – Если Регистр пополнится такой формулой, хуже не будет. Я вот никогда с такой магией не сталкивался.

– Ты много с чем не сталкивался, – отмахнулся магистр. – Но эта магия и вправду редкая. Либо что-то древнее, сохранившееся в его роду, либо что-то новое, открытое им самим. Кроме того, нам не надо будет прятаться, если с нами будет француз.

– Рядовой из корпуса Мюрата? – подал голос «коричневый» маг.

– Маг-француз. Сатра. Все остальное не имеет для нас значения. А если он сильный колдун, то может пригодиться нам в самых разных ситуациях.

– Хорошо, магистр, – сдался второй человек. – В этом есть смысл. Но ведь он может не согласиться.

– Вот вы его и спросите, – в голосе магистра появилась усмешка. – Тем более что он давно уже нас слышит.

Сатра решил, что притворяться больше не имеет смысла, и полностью открыл глаза.

Тот, которого назвали магистром, присел на корточки и посмотрел на «зеленого».

– Сейчас я вытащу кляп, – пообещал он на чистом французском, – и мы поговорим. Мирно. Без фокусов. Предупреждаю сразу: кем бы ты ни был, у меня хватит сил свернуть тебе шею без всякой магии. Мы договорились?

Сатра молча кивнул. В следующее мгновение ему пришлось сдерживать рвотный позыв и много кашлять. Магистр, как и обещал, вынул кляп. Но сделал это как-то очень немилосердно...

* * *

Володя проснулся со смешанным чувством. Радость от вчерашнего освобождения немного омрачилась снами, что всю ночь терзали сознание и не отпускали, не давали проснуться.

Необычная магия, магистры, регистры, сатра из корпуса Мюрата – все это будто давало понять, что можно пытаться сбежать от матери или отца, но от себя не убежишь. Все это – в самом деле его естество.

С другой стороны, снились же ему разные странности прежде. И при этом он жил без всякой магии. Правда, теперь пришло понимание того, что на самом деле ему видится, а раньше это было просто ночным кошмаром или бредом. Но ведь можно заставить себя не обращать на это внимания?

Не обращать внимания. От этой мысли пришло облегчение. А еще проще сделалось на кухне. В нос ударил запах свежесваренного кофе, к нему примешивались тонкий аромат колбасы и душок пустившей на подоконнике зеленые стрелки луковицы.

Мама возилась у плиты. Что-то шкварчало на сковородке. Папа сидел за столом, уткнувшись в распечатку. Периодически тяжело вздыхал и начинал яростно царапать что-то карандашом на полях.

Володя замер в дверях. На душе стало тепло и уютно. Все как обычно. Все как всегда. Все хорошо. Мама повернулась от плиты, увидела сына.

– Доброе утро, – улыбнулась она.

И от этой улыбки стало легко и просто. Как в детстве, подумалось Володе, когда просыпаешься от кошмара в слезах, а рядом ласковая мама. И сразу ясно – это всего лишь сон, и он закончился.

– Доброе, – кивнул он и сел к столу.

Папа оторвался от распечатки:

– Что с тобой?

– А что? – не понял Володя.

– Светишься, как прожектор перестройки.

– Настроение хорошее, – улыбнулся Володя. – Па, а правда, что Мюрат сын трактирщика?

– И король Неаполитанского королевства.

– Я серьезно, – почувствовал подначку Володя.

– Я тоже, – папа, кажется, и впрямь не шутил. – А чего это тебя Мюрат заинтересовал?

– Да так, – неопределенно ответил Володя, припоминая ночные видения, – странный персонаж.

– Герой революции, один из ближайших людей Наполеона. Прекрасный военачальник. Его уважали даже враги. Например, в России...

– Нет, в России его не очень-то уважали, – покачал головой Володя. – Того, кого уважают, не называют щипаным павлином.

Папа поглядел внимательнее, во взгляде проступило понимание.

– Возможно, – кивнул он. – Но сохранились и другие воспоминания.

– Может быть, это зависит от того, кто вспоминает? – предположил Володя, подумав вдруг совсем о другом. – Уважать врага можно задним числом. Когда он уже не враг. А вот если враг перед тобой, его не надо уважать. Его надо ненавидеть. Иначе не победишь.

Папа вздохнул, покачал головой:

– А как же «не убий» и «подставь другую щеку»?

– А как же «око за око»? – парировал вдруг Володя. – Это, кажется, из той же книжки. И потом, я не настолько силен, чтобы подставляться.

– При чем здесь ты? – лукаво улыбнулся папа. – Мы же вроде про Мюрата говорили. И вообще, хватит об истории. Лучше скажи, как там твои фотографии поживают?

– Никак. Фотоаппарат мой пропал без вести. Денег на новый нет. Так что фотография отменяется. Время разбрасывать камни и время их собирать. Видимо, у меня сейчас вынужденный период аккумуляции.

* * *

Он проникся этой идеей и аккумулировал весь день. Просто жил и впитывал. Радовался общению с однокурсниками, находил красоту в незаметных повседневных мелочах: от бычков на подтаявшем снегу до заснувшего за столом Потапкина. Андрюха отрубился, лицо его расслабилось, лишившись богатой напускной мимики, отчего он смотрелся не циничным хохмачом и душой компании, а добрым, милым теленком.