– В каком смысле? – запинаясь, выговариваю я.

– Ты знаешь, отчего он умер?

– Да. Он принял снотворное.

– Да, принял, но умер он не от этого.

– Как это? Что ты хочешь сказать?

– Похоже, он не рассчитал дозировку таблеток и принял их слишком мало. И в результате не умер. То есть умер, но не от таблеток.

Я беспомощно трясу головой:

– Ничего не понимаю!

– Поскольку таблеток было мало, он просто потерял сознание, а потом очнулся.

– А отчего же тогда он умер?

– От обезвоживания.

Я изумленно вскидываю голову:

– От обезвоживания?

– Да. Примерно через четыре дня.

– Но почему? Если он не умер от таблеток и очнулся, то мог пойти и попить воды!

– В том-то и дело, что не мог. Его нашли не в основной части дома, а в комнате в подвале.

– В комнате в подвале?

– Именно. Эта комната не открывается изнутри, и в этом весь ужас. Он не мог оттуда выбраться, чтобы попить воды. – Взяв ложечку, она помешивает кофе. – Хотя, судя по всему, пытался.

– О боже, бедный Джек, – тихо говорю я. – Бедный, бедный Джек. Страшно даже представить, как ему пришлось страдать.

– У тебя не было предчувствия, что он может такое сотворить?

– Нет, что ты! Разве я бы тогда уехала в Таиланд? Я бы ни за что не оставила его одного, будь у меня хоть малейшие подозрения!

– А в каком состоянии он вернулся из суда?

– Ну, он, конечно, был расстроен из-за процесса.

– Знаешь, никто и никогда не подумал бы, что Джек способен лишить себя жизни. Не такой он человек. Наверное, тут дело не в простом расстройстве, а в чем-то более серьезном. Согласна? Кажется, это был его первый провал?

– Да.

– Значит, он был совершенно раздавлен. Может, даже говорил тебе, что его карьере конец. Но ты решила, что он это сгоряча, и не придала значения. – Я смотрю на нее во все глаза, а она продолжает: – Он ведь прямо так и сказал, Грейс? Сказал, что его карьере конец?

– Да, – медленно киваю я. – Так и сказал.

– Значит, потому он и решил покончить с собой. Не смог пережить неудачу.

– Да, наверное, потому и решил, – соглашаюсь я.

– Теперь понятно, почему он так настойчиво отправлял тебя в Таиланд одну! Не хотел, чтобы ты помешала ему принять таблетки. Похоже, он сделал это почти сразу после твоего отъезда. Ты не знаешь, где он их достал? Может, он иногда принимал снотворное?

– Иногда бывало, да, – импровизирую я. – Он не обращался к врачу и покупал их без рецепта. Кстати, это были те же таблетки, что принимала Милли. Я помню, он спрашивал у миссис Гудрич, как они называются.

– Судя по всему, он догадывался, что таблеток может не хватить. Поэтому и ушел в комнату, которая не открывается. Чтобы убить себя наверняка. – Она подносит к губам чашку и, сделав глоток, продолжает: – В полиции тебя точно спросят об этой комнате. Ты ведь о ней знала? Джек тебе ее показывал?

– Да.

Эстер вертит в руках ложечку.

– И они захотят узнать, для чего эта комната нужна… – В ее словах впервые слышится неуверенность. – Она вроде бы вся красная, даже пол и потолок, а на стенах висят портреты жестоко избитых женщин.

В ее голосе снова звучит сомнение. Я жду, что она подскажет мне, что отвечать полиции, но она молчит. Объяснения у нее нет. Повисает напряженное молчание. Выдвигаю версию, подготовленную в самолете:

– Джек использовал ее как дополнительный кабинет. Он водил меня туда, когда мы только въехали. Сказал, что ему там удобно готовиться к заседаниям. Просматривать бумаги, фотографии из дела. В его работе слишком много негатива – он не хотел тащить его в дом, это эмоционально тяжело. Поэтому и решил выделить себе специальную комнату в подвале.

Эстер одобрительно кивает, потом спрашивает:

– А картины?

Сжимаюсь от испуга – я совершенно забыла про портреты, которые Джек заставил меня рисовать! Эстер пристально смотрит на меня, призывая собраться с мыслями.

– Я никаких картин не видела. Джек, наверное, потом их повесил.

– Думаю, он не хотел тебя пугать, потому и не показывал. Слишком уж они натуралистичные.

– Может быть, – соглашаюсь я. – Джек был таким заботливым…

– Тебя могут спросить, знала ли ты, что дверь не открывается изнутри.

– Нет, не знала. Я вообще всего один раз там была и не успела заметить никаких подробностей. – Я гляжу на нее через стол, пытаясь по ее лицу понять, правильный ли это ответ.

– Не волнуйся, Грейс, в полиции на тебя не будут особо давить. Джек ведь говорил им, что у тебя слабые нервы. Так что они постараются вести себя тактично, – успокаивает она и, подумав секунду, продолжает: – На этом даже можно было бы немного сыграть.

– Откуда ты все это знаешь? Как умер Джек, где нашли тело, какие картины были в комнате, о чем меня спросят в полиции?

– Адам рассказал. Завтра, похоже, все уже будет в газетах, и он подумал, что тебя стоит подготовить. Он сам хотел это сделать, – продолжает она после паузы, – но я убедила его, что раз мы с тобой были последними, кто видел Джека живым, то будет логично, если я тебя встречу и мы поговорим.

– Последними, кто видел Джека живым? – повторяю я, запинаясь и глядя на нее во все глаза.

– Ну да. Помнишь, в прошлую пятницу, когда я заехала за тобой, чтобы везти в аэропорт? Когда мы погрузили твой чемодан в багажник, он нам помахал. Из окна кабинета, по-моему. Правильно?

– Да… он нам помахал, – медленно выговариваю я.

– И если я правильно помню, ты сказала, что он не стал провожать тебя за ворота и дожидаться меня, потому что хотел поскорее приступить к работе. Вот только был на нем пиджак или нет? Я забыла.

– Нет, он был без пиджака. И без галстука. Он их снял, когда вернулся домой.

– Так вот, он помахал нам на прощанье и послал тебе воздушный поцелуй.

– Да, точно. – Потрясенная тем, что Эстер для меня делает, я начинаю дрожать всем телом. – Спасибо, – шепчу я еле слышно.

Потянувшись через стол, она накрывает ладонью мою руку:

– Все будет хорошо, Грейс. Обещаю.

К глазам подступают жгучие слезы.

– Я не могу понять… тебе Милли что-то рассказала? – спрашиваю я неуверенно. Хотя даже если бы она и рассказала, как Джек столкнул ее с лестницы, это бы не заставило Эстер на такое пойти.

– Только то, что она не любит Джорджа Клуни, – улыбается Эстер.

Я смотрю на нее в недоумении:

– Тогда как?..