Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Хьюбертом тревожно переглядываемся. Хьюберт не делает ничего. Я вежливо покашливаю в перчатку.
– Он был величайшей любовью моей жизни. Единственной моей любовью. Не думаю, что когда-нибудь я смогу встречаться с кем-то еще, – говорит она, хотя всем хорошо известно, что она не только уже встречается с кем-то еще (с главой киностудии), но, если верить журналу «Стар», живет с ним (или по крайней мере поселилась в его доме). Очевидно, слезы – только часть ее маленького представления, поскольку она вдруг снова хватает меня за руку и говорит: – Что ж, хоть вы пообедаете со мной. Я просто не в состоянии сейчас оставаться одна.
Хьюберт оживляется:
– Почему бы вам не пойти к Киприани? Компания, разумеется, оплатит чек, – обещает он и добавляет: – Сесилия, только не забудь принести счет, ладно?
Я с ужасом взираю на него, не веря, что он навязывает мне эту женщину и обращается со мной словно… со СЛУЖАЩЕЙ – ей-богу.
– Я велю Констанции все организовать, – говорит он. В этот самый момент в комнату входит Констанция и – сразу видно – тут же просекает ситуацию.
– Я позвоню Джузеппе, – говорит она, кивая Хьюберту, – и скажу, чтобы там тебя ждали. Тогда не придется ждать тебе.
– Мне никогда не приходится ждать. Все равно где, – бросаю я Констанции, не допуская даже мысли о возможном неподчинении. Я смотрю на Хьюберта, ища подтверждения или хотя бы какой-то поддержки, но все, на что он оказывается способен, это неловко улыбнуться. – Ну, тогда пока, – холодно говорю я.
– Мы с тобой позже увидимся. Дома, – отвечает он так, словно я действую ему на нервы.
– Так я позвоню. – Констанция смотрит на Хьюберта, но не трогается с места. – Слейтер сегодня вел себя как клоун, правда? – продолжает она, будто в комнате, кроме них с Хьюбертом, никого нет. – Это все из-за чертовки Моник. Вот что выходит, когда назначаешь свидания ребенку. А теперь и нам головная боль. – И тут она трогает руку Хьюберта. Не просто руку, а бицепс.
Я была права. Они любовники.
– Кто эта проклятущая сучка? – вопрошает Дайана, забираясь в лимузин. – Господи Иисусе, на вашем месте я бы ее прикончила. Слушайте, милочка, правило номер один: никогда не позволяйте никакой сучке обедать со своим мужчиной. Сто процентов, что эта сучка охотится за ним. Если бы я сказала вам, скольких женщин мне пришлось поколотить, чтобы – буквально – отбить у них охоту заполучить моего Нормана в любовники, вы бы мне не поверили.
Я хочу ответить, что поверила бы, потому что склоки в гостиной Дайаны Мун стали легендой, но из-за страха, вежливости или только что пережитого унижения я не в силах ничего сказать, поэтому просто киваю и прикуриваю сигарету, которую Дайана тут же вырывает у меня из рук и жадно курит, корча гримаски.
– Одной такой девке я почти отрезала сиську, представляете?
– Вообще-то нет, – говорю я и беру другую сигарету, сообразив, что даже ей не удастся курить две сигареты одновременно.
– Это правда, – говорит она. – Сучка хотела возбудить уголовное дело, но у нас с Норманом всегда были самые влиятельные адвокаты, каких только можно иметь, работая в шоу-бизнесе.
Дайана сидит, откинувшись на серое кожаное сиденье. Я смотрю на нее, не в силах успокоиться. Ее лицо – красивое и уродливое одновременно. Уродливо оно от природы, а красивым сделали его искусные пластические хирурги.
– Да, – продолжает она, – все любили Нормана. Я имею в виду – каждый. Впервые я увидела его на съемочной площадке – это было в пустыне – и сразу поняла, что передо мной Христос. Все это понимали. – Она повернулась ко мне и взяла меня за руку. – Вот почему сейчас я так люблю Христа, Сесилия. Я люблю Христа, потому что я видела его. Здесь, на земле. Он был здесь недолго, только для того, чтобы снять три фильма, доход от которых перевалил за сто миллионов долларов. Но он тронул сердце каждого, и когда это произошло, он понял, что пора вернуться на небеса. И он вернулся.
– Но… разве Христос не считал самоубийство грехом? – спрашиваю я, гадая, долго ли еще смогу это выдержать, и обедают ли Хьюберт и Констанция вместе, и существует ли тайное любовное гнездышко, куда они ходят обедать и где Хьюберт говорит примерно так: «Я люблю тебя, но моя жена совсем свихнулась».
Дайана заглядывает мне в глаза:
– Он не совершал самоубийства, Сесилия. Смерть Нормана, как вы, возможно, подозревали, это тайна, покрытая мраком. Никто не знает точно, как он умер. Неизвестно даже время его смерти.
– Вообще-то, – говорю я, – современная медицина…
– О нет, – возражает Дайана, – современная медицина совсем не такая продвинутая, как принято думать. Есть явления, постичь которые не в силах даже врачи.
«Да уж, – думаю я, – и одно из таких явлений – ты».
– Например, то, что его тело не могли найти четыре дня.
– И, – спрашиваю я, тщетно пытаясь успокоиться, – некоторые части этого тела исчезли? Были съедены дикими зверями?
Дайана смотрит в окно.
– Все так думают, – говорит она наконец, – но правда в том… что части тела… Их могли забрать своего рода последователи.
О Боже.
– Я почти уверена, что у моего мужа есть любовница, – говорю я.
– И эти последователи, они на самом деле…
– Это Констанция. Та сучка.
– …они как ангелы, что-то вроде. Они были посланы, чтобы оберегать его, но…
– И я действительно не знаю, что мне делать, – говорю я.
– …дело в том, что несколько людей, именно несколько, думают, что эти последователи кто-то вроде…
– Наверное, мне придется подумать о разводе.
– …инопланетян, – говорит Дайана.
Я смотрю на нее.
Она наклоняется ко мне:
– Вы ведь верите, что Норман был Христос, правда, Сесилия? Пожалуйста, скажите «да», пожалуйста. Я очень хочу, чтобы мы с вами стали лучшими подругами. Мне так нужна хорошая подруга в этом городе, понимаете?
К счастью, в этот момент лимузин останавливается перед рестораном.
После большей, чем обычно, суматохи нас приглашают за столик в передней части ресторана, у окна. Вокруг нас слышен шепот:
– Та принцесса… Сесилия… а кто эта женщина?… Ах, Дайана Мун… Норман Чайлдс… Дайана Мун и… Люксенштейны… Принц Хьюберт Люксенштейнский… умер, вы же знаете…
Я уверена, что статья о нашем с Дайаной совместном обеде завтра непременно появится на шестой странице «Пост». Когда же я поднимаю голову и вижу через пять столиков от нас Д.У., который пристально смотрит на меня, чтобы перехватить мой взгляд и подойти, уверенность моя крепнет. Он сидит с Джульеттой Морганц, «малюткой из Вермонта», которая в конце лета выходит замуж за Ришара Элли. Его семейству принадлежит гигантская косметическая компания; бракосочетание состоится в поместье Элли, в Хэмптоне, штат Виргиния.