Рахель, Рахель, Рахель Блюмбель, точно! Так, Рахель, значит… Красивое имя и наверное девочка была из хорошей семьи, а ведь это очень важно. Когда родители производят на свет умненьких и красивых детей, да ещё нарекают их именами столь же прекрасными, как Рахель, то это просто замечательно! И глаза Лобова заискрились, по лицу стала блуждать плутовская улыбочка, дыхание участилось.

Еще, будучи капитаном, Николай Михайлович в начале июня отдыхал в Одессе. Ему попалась шальная курсовка на 21 день и т. к. в Одессе он ранее не бывал, то Черное море, лето, Украина, отпуск – всё это, да ещё и деньжата – вскружили голову… Это – просто чудо! Рай неземной! Отказаться от всего этого было невозможно.

Сразу же по прилёту, разместившись в санатории Волна от МинОбороны, Николай Михайлович поехал в город и, оказавшись на ул. Дерибасовской, познакомился с девушкой неземной красоты. Знакомство произошло не совсем обычно. Стоя в очереди за эскимо, Лобов неожиданно лицом к лицу столкнулся с девушкой, державшей в правой руке развернутое мороженное, которое уже сильно таяло. При столкновении мороженное вылетело Лобову прямо на грудь. А следом кто-то выходивший в сторону из очереди задел девушку, которая своей грудью размазала по одежде Лобова целый брикете мороженного. Получилось весело. И моментально у обоих планы резко поменялись. Девушка вдруг решила, что обязана выстирать молодому человеку одежду, а Лобов вдруг понял, что эта встреча будет его маленькой мужской победой.

Немногословный и несколько загадочный Николай делал вид, что слушает трепологию Рахель, а девушка, болтая без устали, вдруг начала задумываться над перспективой развития отношений, начавшихся с инцидента с мороженым. С каждой минутой ей становилось всё тревожнее и тревожнее, в доме не было никого, а к сексу она ни физически, ни морально была ещё не готова. Три дня тому назад у нее закончились критические дни, и вероятность забеременеть с первого раза была максимальной. А ей это было надо? Конечно же нет! И что делать?

– Николай! А Вы могли бы с первого взгляда вот так вот взять да и влюбиться на всю жизнь? – Рахель остановилась, крепко сжала левый локоть Лобова и внимательно посмотрела в голубые глаза своего спутника.

– Да, – без колебаний и без малейшего смущения, не раздумывая, ответил Лобов.

Рахель ожидала чего угодно, но такой прямой, в цель, простой и одновременно емкий ответ её сильно ошарашил.

Имеет смысл дальнейший ход событий пропустить и остановиться на том, когда после 8-ого разика, в 22.30 Рахель вдруг ни с того ни с сего спросила: – Коль, а ты как относишься к евреям, а?

– Евреи – тоже люди. И среди евреев, значит, и среди не евреев, понимаешь, вот, бывает, что… – тут Николай сделал паузу и пристально посмотрел в красивые карие глаза прекрасной Рахели.

– Колюня, – Рахель прижалась к Лобову и полушепотом спросила, – а ты мог бы на мне жениться?

– Прямо сейчас? – только и спросил Николай, вспотевший за какие-то доли секунды.

– Да, прямо сейчас, – не унималась девушка, начиная шалить своими ручонками и возбуждать своего любовника, то и дело тыкая в разные места его красивого, мускулистого и волосатого тела, словно нажимая на загоравшиеся в хаотичном порядке лампочки, которые после нажатия моментально гасли.

– Прямо сейчас – нет, – ласково ответил Николай.

– Почему? – плаксиво захныкав, словно ей было 3 годика, полушёпотом спросила Рахель.

– Потому что я – голенький и у меня нет фрака, – пошутил Лобов.

У девушки моментально отлегло от сердца, она успокоилась и тут же заснула.

* * *

Завсегдатаи и старожилы улицы Степана Ступки, где проживала красавица Рахель, начали здороваться и интересоваться делами Николая Лобова, который в санатории теперь практически и не жил.

Вопросы одесситов иногда были такими, что, как говорится, хоть стой, хоть падай!

– Николаша, доброе утро! – приветствовала Лобова толстая, лет 40-45 дамочка, прилично одетая с большим набором бус и всякой другой женской ерунды.

– Доброе утро, Фекла Самсоновна, – отвечал Лобов соседке Рахель, жившей за 2 квартала и почему-то каждый раз попадавшейся ему на пути.

– Ты трахаешь Рахель, а к свадьбе готовитесь? – не унималась соседка.

– Простите, что? – прикидывался слабослышащим Лобов.

– Да не шо, а кого! – и Фёкла Самсоновна начинала смеяться изо всех сил. А уже через пару секунд на улице раздавался такой смех и хохот, как будто вся улица находилась в цирке.

Каждый раз Лобов краснел и бледнел, но не ходить к Рахель он уже не мог. Его тянуло к ней с такой силой, что даже банальная кастрация вряд ли помогла этой пикантной ситуации.

Утро Лобов начинал с рынка, который находился в двух шагах от дома Рахель. Там он покупал фрукты, молоко, сметану и самое главное – морковку с редькой. Для того, чтобы шишечка лучше стояла, он тер на тёрочке редьку с морковкой, добавлял сметанки, сахарку и рубал мисками, одну за другой, одну за другой.

Двадцать дней пролетели как один. Расставание было со слезами на глазах у обоих. После заключительного аккорда, Николай вдруг вскочил, оделся и начал метаться из угла в угол, бубня себе что-то под нос.

– Колюня, что с тобой? – поинтересовалась голенькая Рахель, пребывавшая в сладострастной истоме после серии половых актов.

– Дорогая, я должен уйти, – промямлил Лобов.

– На базар? – просто поинтересовалась девушка. – Как обычно? Да?

– Почти, – промямлил Лобов.

– В каком смысле почти? – слегка встревожилась Рахель.

– Понимаешь, я – это… – Лобову было тяжело выдавливать из себя жесткие слова, он зримо ощущал, что теряет Рахель навсегда и прямо сейчас, сию минуту, – мне, значит, надо, очень надо улетать, – вкрадчиво, с плаксивыми нотками в голосе продолжал мямлить Лобов.

– Как улетать? Куда? – ничего толком не поняв, продолжала задавать вопросы за вопросами.

– Дорогая, – Лобов подошел к Рахель, стоявшей в халатике у окна, яростно грызущей ногти, и то и дело вытиравшей слёзы со своего прекрасного личика. – Ты не плачь! Я должен и, это самое, значит, так вот, и…

Описывать сцену расставания нет сил. Эти сиси-писи, ути-пути и прочие соплежуйные и слезные моменты можно с лихвой найти в любом женском романе. Интересно другое: когда Лобов зашагал с вещами в сторону автобусной остановки, то все одесситы, здоровавшиеся ранее с ним, вдруг от него разом отвернулись. Более того, он даже четко слышал, как две старухи, провожая колючими взглядами спешащего Лобова, нашептывали ещё кому-то: «Поразвлекался, погулял, обрюхатил и свинтил навсегда. Педераст, бля». А одна баба даже назвала его «педрилой из Тагила».