– Вам бы все игры, – голос у отца был недовольным. – У нас нет запасов на зиму, а вы – праздник.

– Какую зиму?.. – чуть не поперхнулся Славик. – Надоел ты со своей зимой.

– Нельзя уж преувеличить, – с показным недовольством начал отец. – У нас нет продуктов на полтора дня вперед. При всем желании мы не можем не думать о хлебе насущном.

– Да, – согласился дядя Петя. – К празднику надо запастись. Какое же торжество без праздничного стола.

– Кстати, – встрепенулся отец, – пора бы нам поужинать. И солнце садится, и желудок подсказывает.

– Сейчас будет готова уха, – дядя Петя снимал ложкой пробу. – Слава, достань-ка из шалаша сухари и сахар заодно.

Славик полез в шалаш.

– Что это мы все шалаш да шалаш, – сказал он, когда выполнил просьбу. – Неужели не можем поинтереснее название нашему домику придумать. Хотя бы вигвамом назвать.

– Неблагозвучное слово вигвам, – сказал весело отец. – Давно доморощенные юмористы его опошлили.

– Пожалуй, нашему жилью вполне подходит название хижина, – после некоторого раздумья предложил дядя Петя.

– Фазенда, – выкрикнул Славик.

Отец отрицательно помахал рукой.

– В хижине живет дядя Том, на фазенде работает рабыня Изаура Нам не подходит.

– Тогда хуторок в лесу, – предложил Славик. Он читал недавно «Хуторок в степи».

– Ты не путай названия жилища и поселения, – отец назидательно поднял палец. – Деревня, хутор, станица, село, аул, кишлак, стойбище, – это поселения людей. А дом, изба, хата, юрта, яранга, хибара, дворец, сакля, чум, – это конкретные сооружения для житья. В ауле – сакля, в деревне – изба, в станице – курень, в стойбище – чум.

– Нам нужно и поселение наше назвать, – не забыл дядя Петя. – Например, кордон. Жили на кордоне «Волчий уголок» – неплохо звучит.

Славик, услышал слово кордон, на миг представил бревенчатый потемневший дом в могучем сосновом бору, запах смолы и земляники, клекот коршуна в бездонном небе, тишину, запустение и покой забытого людьми уголка земли. Он и сам не помнил, когда начитался книг про былую лесную глушь, заповедные леса, живущих далеко от городов одиноких лесников, егерей. Само слово непостижимым образом тревожило, будоражило его.

– Слишком звучно для скромной полянки с ворохом хвороста, который мы пытаемся назвать разными, в том числе и заморскими терминами, – отец оглядывал их «двор». – Шалаш он шалаш и есть. Стоянка – стоянка. И никуда тут не денешься.

– И читается шалаш одинаково, что спереди, что сзади, – сделал Славик маленькое открытие и порадовался.

– Все готово, – объявил дядя Петя. – Садимся ужинать…

Отец доел уху и стал внимательно рассматривать ложку.

– Ее нечего рассматривать, погляди в котел, там осталось немного, – посоветовал дядя Петя.

– Не хочу, – отец в последний раз облизал ложку. – Смотрю, ничего страшного, что мы их из сырого дерева сделали. Проварилась в горячем супчике, засалилась, постепенно подсохла и не растрескалась.

– Супчики-то у нас постные – чем засалилась твоя ложка? – язвительно спросил дядя Петя.

– И в грибах есть жиры помимо белков. Не говорю уж про рыбу.

– В тощей озерной рыбе жира, действительно, не больше, чем в грибах, – сокрушенно согласился дядя Петя.

Отец не унывал.

– Это другой разговор. Я про липовую ложку говорю. Какое великолепное дерево – липа. Один запах цветущего дерева чего стоит. Меду дает как никакое другое растение. А взять кору… – Он подобрал обрывок не попавшего в костер лыка. – Предки наши столько верст натоптали в лыковых лаптях, что до солнца и назад тысячу раз смогли бы сходить.

– Из такого плели? – Славик держал в руках жестковатую полоску коры.

– Да. Со старых деревьев кора тоже не пропадала. – Отец ножиком зацепил ленточку луба и отодрал ее. – Добывали мочало. Помнишь, у нас валяется мочалка – длинная, плоская, прошитая нитками и с петельками на концах? Она была из такого мочала сделана, – отец успел надрать ворошок гибких ленточек.

Славик попытался разорвать неподатливый тонкий материал, попробовал его на зуб. Он не имел запаха и вкуса.

– Только имей в виду. Что мочалом называют не потому, что мочалки из него делают, как раз наоборот. Кору мочили, прежде чем в дело пустить. Тогда она становилась эластичнее.

– Верхний слой отставал легче после мочения, – добавил дядя Петя.

– Кисти малярные делали, – продолжил отец. – У нас дома где-то тоже валяется такая. Можно сказать, антиквариат, теперь такие не выпускают. Надо будет сберечь для музея…

– И ложки в музей отдадим, – загорелся Славик.

– Музей робинзонов? – уточнил дядя Петя.

Точно! – обрадовался Славик. Он вскочил. – Ложки туда поместим, – он обернулся, – модель шалаша, очага, потом… – Он задумался. – Удилища из орешника, жерлицы… И вообще, папа, наделаешь моделей всяких телег, лаптей… Мочалку сделаем из лыка. Стулья наши можно сдать, корзину… Вообще, все, все…

– Дать волю фантазии да руки приложить – можно много экспонатов сделать. – Отцу явно понравилась затея. – Вот потихоньку и собирай предметы, которые помельче. Берестяной дядин Петин поплавок можно записать под номером первым. Оригинальная задумка, сделан со вкусом и из прекрасного природного материала.

– Сейчас еще одно изделие, годное для музея покажу, – вспомнил дядя Петя. – Кстати, давно доделать пора.

Он достал из-под крыши шалаша недлинный очищенный от коры хлыст. Его комлевую часть украшала толстенькая рукоятка из бересты.

– Что это, дядя Петя?

– Удилище спиннинговое. Фабричное я не взял, как и договаривались.

– А где кольца? – Славик рассматривал гладенькую желтоватого цвета палочку, совсем тонкую на кончике. По виду и запаху он узнал можжевельник. Хлыст был очень ровный, с небольшими пологими бугорками на местах срезанных сучков. Береста рукоятки была обмотана суровой ниткой. Дядя Петя раскрутил ее, засохшая береста осталась на месте. Она ни на капельку не сдвинулась, когда Славик попробовал прокрутить рукоятку вокруг оси. Удилище хорошо держалось в руках Славик помахал им. Упругий тонкий конец с урчанием рассекал воздух и немного прогибался.

– А кольца как? – повторил вопрос Славик.

– Сейчас будем прикручивать, – дядя Петя раскрыл прямоугольный фанерный ящичек со своими рыболовными принадлежностями.

– Дядя Петя, вы бы сучки не срезали полностью, согнули бы их в виде кольца, обмотали нитками, и готово.

– Я как-то не подумал об этом, – растерянно проговорил дядя Петя.

Отец тоже взял в руки удилище. Взвесил его на вытянутой руке, попытался слегка согнуть. Осмотром остался доволен. Нельзя из дерева делать кольца, особенно тюльпан на кончике, – уверенно сказал он. – Леска его перепилит за пять забросов. К тому же по металлу она скользит хорошо и сама не перетирается. В дереве же пропилит канавку и будет о ее стенки сама изнашиваться. Потом лопнет в самый неподходящий момент, когда щуку будешь к берегу тянуть. У дорогих спиннингов в кольца вставляют фарфоровые вкладыши или из камня агата, чтобы до минимума уменьшить трение.