Он громко рассмеялся:

— Ты просто прелесть!

— Заведение, где мы ужинали, назвалось «Шанхай № 1». В этот итальянский ресторан частенько наведывались разные знаменитости, например, Паваротти.

Мы сели за столик. Подошел услужливый и улыбчивый официант.

— Не откажешься от белых трюфелей и хорошего красного вина? — спросил Ник. Попробую привить тебе вкус к другой еде, кроме китайской.

— Мне все равно, — ответила я.

Ник сделал заказ. Принесли еду. Мы молчали.

— Скажи что-нибудь, — попросила я, положив вилку и взглянув на него. В обществе молчаливого Ника мне было как-то непривычно и неуютно.

— Останься у меня сегодня, — произнес он, не сводя с моего лица пронзительного немигающего взгляда. Уголок его рта подрагивал от волнения. В голубых глазах — выражение отчаянной решимости, как у человека, готового смести любого, кто встанет у него на пути.

Ужин был съеден, счет оплачен. Ник взвалил меня себе на плечо и потащил вниз по лестнице с третьего этажа на первый. Сначала я отбивалась и пыталась вырваться. Но потом испугалась, что облегающее платье затрещит по швам, и сдалась. Смирилась с тем, что меня тащат на плече у всех на виду, как поросячью тушу, причем мои ноги не слишком элегантно торчали из боковых разрезов узкого платья. В общем, изрядно повеселила окружающих! Ник обожал быть в центре внимания!

Я сидела на софе рядом с рождественской елкой от «Феррагамо», положив ноги на кофейный столик и переключая каналы телевизора. В одном из репортажей выпуска новостей «Си-Эн-Эн» говорилось, что Белый дом не исключает возможности военного вторжения в Ирак. На «Би-Би-Си» обсуждали проблему наличия ядерного оружия у Северной Кореи. В итоге я переключилась на MTV и рассеянно наблюдала за тем, как на экране пели и танцевали какие-то разряженные девицы.

Ник ходил из комнаты в комнату, укладывая вещи.

— Терпеть не могу собираться, — сказал он. — Если мы поженимся, будешь укладывать мне чемоданы!

— А если я буду паковать чемоданы, мы поженимся? — ответила я, не отрываясь от экрана.

Он принес морковный сок и шоколадку.

— Спасибо, — сказала я.

— На сегодняшнюю ночь я твой верный раб, — заявил Ник. — Если будешь чем-то недовольна, можешь меня отшлепать.

Мы разошлись по разным ванным комнатам. Мне он уступил более уютную. Я сидела в воде, задумчиво грызла ногти, уставившись в пустоту, пока Ник не начал стучать в дверь.

— Еще пять минут! — я чувствовала, что он стоит за дверью.

Через пять минут он снова постучал:

— Коко, ты в порядке?

— Все хорошо, — ответила я, медленно вылезла из воды, вытерлась и намазалась лосьоном. Затем снова надела черное с зеленым отливом шелковое платье и рубиновые серьги.

Когда я открыла дверь, Ник удивился, увидев, что я одета:

— Что ты задумала?

Я легла на кровать. Он осторожно погладил шелковую оболочку, плотно облегавшую мое тело.

— Красота! Жаль рвать его!

Ник не сводил с меня глаз, тяжело дыша от волнения.

Я поцеловала его — долго и страстно, — а потом отодвинулась и прошептала:

— Давай, разорви его. Ничто так не возбуждает, как звук рвущегося шелка.

— А что же ты наденешь завтра? — вдруг спросил он.

— У меня в сумке есть запасное платье, — ответила я.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, а потом рассмеялись.

— Господи, никогда не встречал женщины, похожей на тебя! — воскликнул Ник и добавил: — Сейчас вернусь.

И как был, в полуобнаженном виде, подошел к бару.

Выпив, Ник превратился в неудержимого и страстного любовника, раздирая льнущий к моему телу шелк так, будто делал это всю жизнь. Невесомые обрывки разлетались, подобно цветочным лепесткам — поистине декадентское зрелище. При разрыве шелк издавал ни с чем не сравнимый, тонкий, едва уловимый звук, пробуждающий плотское влечение.

В порыве страсти мы забыли обо всем… Подобно шелковой материи, мир вокруг нас распался, и мы парили в воздухе, как невесомые лоскутки, вне времени и пространства, летели и трепетали…

…и задыхались от упоения. Внезапно я очнулась от этого сладкого беспамятства, ощутив влагу между ног — Ник не воспользовался презервативом! Я спрыгнула с кровати и опрометью бросилась в ванную.

Ник едва поспевал за мной, подошел и обнял сзади:

— Господи, ты в порядке?

Я растерянно замотала головой:

— Не знаю.

Он открыл кран и помог мне вымыться. Был очень нежен, и мне полегчало.

— Теперь ты помоги мне, — попросил он, выключая воду.

— В чем это?

Он стоял рядом с унитазом.

Я обхватила рукой его член.

— Несносный извращенец! — воскликнула я. — Еще ни один мужчина не просил меня о таком!

— Это ты меня развратила, — ответил он и застонал, стиснув зубы: — Ничего не получается, не вытекает и все, просто снова хочу тебя.

Я глянула вниз — он говорил чистую правду. Зарычав как разъяренный тигр, Ник схватил меня, поднял, развел мне ноги в стороны. Я обхватила его ими за талию, закрыла глаза и почувствовала, как его член снова вошел внутрь.

На следующее утро мы наспех попрощались. Он отправился в аэропорт, а я — домой. Вскоре ко мне на квартиру из отеля доставили рождественскую елку от «Феррагамо».

Утром, когда мы прощались с Ником, было холодно и сумрачно. В воздухе пахло угольной гарью. Птиц не было видно, с деревьев облетели последние листья. Я вернулась домой совсем без сил и первым делом направилась к телефону.

Снова услышав голос Мудзу на автоответчике, я почувствовала себя совершенно беспомощной. Не могла понять, что же происходит; оставалось просто принять ситуацию, как данность.

Автоответчик сообщил, что Мудзу собирается в Токио на фестиваль независимого документального кино со своей картиной о певце Хулио из Доминиканской Республики. Поэтому последнее время он был страшно занят, завершая монтаж фильма. У его фирмы появились новые клиенты. Так что будут спонсоры…

Дня через два приедет в Шанхай. Принял это решение буквально в последний момент, потому что сильно соскучился по мне. Дальше голосом Мудзу автоответчик продиктовал номер его телефона в Токио и издал звук, похожий на поцелуй, а потом добавил: