Русские монастыри, возносясь куполами храмов в небесную высь, незримо врываются в землю. Монахи, принявшие схиму, как известно, из обычных монастырских келий переселяются в монастырские подвалы. И уже принявшие схиму – схимники, без нарочитого рвения, обыденно, мерно и неуклонно, с молитвой и в смирении, расширяли подземные лабиринты под монастырями. Чем старше монастырь, тем больше его подземная часть. Это почти аксиома. Если добавить к этому фортификационные требования к монастырю как к крепости и военному укреплению прошлых веков, то доступ к воде едва ли не главное, после крепостных стен, фортификационное условие.

Самое простое решение – колодцы. Поскольку укрепление, как правило, на возвышенности, а то и откровенно на большой горе, то колодец должен быть очень глубоким. К такому колодцу, кроме верхнего явного доступа, обеспечивается и подземный проход. Подземный ход непременно прокладывается к реке, если рядом таковая наличествует. Этот подземный ход всегда и самый необходимый объект укрепления, и наиболее уязвимое место в обороне. Два из трёх томских монастырей имели свои подземелья. Хотя из-за обилия родников часто сама надобность в глубоких колодцах отпадала.

Золотая лихорадка XIX века и связанное с ней бурное строительство вскрыли и обострили интерес к подземным ходам. Она же, лихорадка, сопровождалась в губернии и городе небывалым ростом преступности.

Преступники всех мастей проявляли повышенный интерес к лазам под город. Не обошли их своим вниманием и революционеры XX века. Отдельный разговор и особая тема – многочисленные погреба, подземные ходы сообщения и «убегаловки», коих развелось бесчисленное множество сначала во время золотой лихорадки, затем при строительном буме.

Беспокоясь о сохранности товаров и ценностей, купцы, проклиная на чём свет стоит подземные воды, обустраивали гигантские погреба под своими домами и магазинами. Точно соревнуясь друг с другом, прорывали подземные коридоры из дома до лавки. Прорывали шурфы и водоотводы. Был ещё один фактор, заставлявший жителей зарываться в землю, – пожары. Глубокий погреб не сгорал даже во время пожара массового. Это породило целую сеть открытий в поздние времена, когда во время возведения новых зданий под бывшим пожарищем вдруг находился то заброшенный погреб, набитый давно истлевшими припасами, а то и вовсе склад пушечных ядер.

– Товарищи курсанты, – обращался Суровцев к строю, – от вашей работы и быстроты действий сейчас зависят жизни троих детей. Имею основания полагать, что они живы и находятся в глубине этого подвала.

Только что освобождённый из-под стражи майор-артиллерист, отец двоих из трёх пропавших детей, ошалевшими глазами смотрел на Суровцева. Взгляды томских чекистов не выдавали недоумения, но по выражению лиц можно было понять, что и они считают происходящее не более чем самодурством и генеральской блажью. Чуть в стороне от всех стоял пожилой профессор-медик с саквояжем в руке. Сергей Георгиевич тоже отошёл в сторону. Опять смотрел на другой берег Томи.

Достаточно быстро, за каких-то полчаса, завал разобрали. Оттащили в сторону железные ворота склада. Образовался небольшой лаз, достаточный, чтобы можно было, согнувшись, пройти человеку. Проводник со сторожевой собакой стоял невдалеке.

– Дайте собаке вещи, – распорядился Суровцев.

Солдат взял из рук майора детскую рубашку и дал её понюхать собаке. Та ткнулась носом, встряхнула головой.

– Искать! – приказал проводник. – Искать, Ромба!

Собака огляделась по сторонам, точно решая, в какую сторону пойти. Затем, прижав уши, заскользила носом у самой земли. Все с интересом наблюдали за происходящим. Через несколько секунд Ромба оказалась у входа в подземелье. Подняла голову на проводника и громко подала голос. Сразу же было рванулась в лаз, но была удержана солдатом.

– Взяла след, товарищ генерал-лейтенант, – доложил проводник.

Суровцев обвёл взглядом присутствующих. Сначала обратился к убитому горем несчастному майору:

– Возьмите у курсантов лом и следуйте за мной. Вы, Иван Петрович, – обращался он уже к Дееву, – также за мной. Ведите собаку, – говорил он уже кинологу. – Прошу вас, профессор, – жестом пригласил он к лазу ещё и доктора.

Суровцеву не пришлось даже вспоминать маршрут, которым он в последний раз проходил более двадцати лет тому назад. Собака под лучами двух фонарей уверенно вела к потайной двери. Наконец она вывела людей к уже известным читателю углублениям в стене. Обнюхала пол и жалобно заскулила. Было ясно, что она или потеряла след, или след неожиданно оборвался. Не дожидаясь доклада проводника, Сергей Георгиевич осветил углубление в полу, в котором покоилось железное кованое кольцо. Поднял его в вертикальное положение.

– Вставляйте лом в кольцо. Как рычаг, – приказал он майору. – Теперь всем внимание! Вы, Иван Петрович, – говорил он Дееву, – вместе с проводником остаётесь здесь. Сейчас мы провернём наше орудие по часовой стрелке. В этом месте стена отойдёт примерно на два метра вглубь. Вы и вы, – приказывал он майору и доктору, – быстро проходите следом за мной. Я с той стороны опять закрою вход. Вам, товарищи, не следует воспринимать это трагически. Хотя если минут через десять мы не вернёмся – отправляйтесь за помощью.

– Товарищ генерал, вам самому зачем туда идти? – встревожился Деев.

– Мне, как вы уже могли бы и догадаться, доводилось здесь бывать, – ответил Суровцев. – Если дети там, то есть надежда, что они живы. А собака сейчас подскажет, есть ли там газ.

Газа не было. Не было и света. Но были дети. И они были живы. При свете фонарей вынесли их сначала из тайного помещения, где доктор произвёл первичный осмотр.

– Светите в сторону, – неожиданным командирским тоном, с волнением в голосе, потребовал профессор, когда они вынесли троих мальчишек из входа в тайную комнату.

Мальчики были без сознания.

– Помогите, кто имеет навыки. Бинтуйте ребятишкам глаза. Состояние у них критическое, но не всё так страшно. Да прекратите вы метаться, – прикрикнул доктор на отца. – Успели вовремя. Сейчас обезопасим зрение от света и будем выносить. Истощения нет. Надо полагать, питались старыми консервами. Но видимых признаков отравления, как ни странно, тоже нет. А железные люди, оказывается, не выдумки, – вдруг хихикнул профессор.

Вечером Суровцев, Соткин, Ахмат, Черепанов и Мария находились на специальном объекте НКВД в корпусе химического факультета бывшего Томского технологического, теперь индустриального, института. День выдался для всех присутствующих хлопотным и волнующим. Сидя за столом в просторной столовой, ждали Суровцева, который вместе с Деевым о чём-то беседовал с недавно пришедшим человеком. Как все поняли – это был сосед по лестничной площадке.

Почти всё крыло институтского здания занимали профессорские квартиры. Специальный объект тоже был квартирой. Но квартирой особого рода. Площадь её составляла около ста квадратных метров, и здесь до недавнего времени проживала в эвакуации семья Л.П. Берии: жена наркома Нина Таймуразовна и сын Серго. Ленинградская военная академия связи, слушателем которой являлся младший Берия, была эвакуирована в Томск ещё в 1941 году. Теперь семья наркома вернулась в столицу. Квартира же использовалась как гостиница для высокопоставленных гостей.