— Вы ее знаете? — мягко спросила Джил.

Он тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Потом, подняв голову, Торн медленно произнес:

— Нет! Вначале ее лицо показалось мне знакомым. Она невероятно похожа на мою первую жену… ту, что бросила меня.

Торн остался сидеть, остальные мужчины окружили Обренову. Лишь после того, как все представились прелестной блондинке, он подошел и пожал ей руку, заметив, что она напоминает его жену, Обренова одарила канадца улыбкой, которую обычно называют «ослепительной» (в данном случае это соответствовало действительности), и спросила по-английски, с сильным акцентом: «Вы любили вашу жену?» Странный вопрос!

Торн отступил на шаг.

— Да, очень. Но она оставила меня.

— Простите…

Больше они не обменялись ни словом.

Файбрас усадил Анну в кресло и предложил на выбор закуску, сигареты и вино. Она согласилась лишь немного перекусить.

— Означает ли это, что у вас нет пороков? — усмехнувшись, спросил экс-астронавт. — Может быть, найдется хоть один?

Обренова промолчала, Файбрас пожал плечами и стал расспрашивать о ее жизни. Выслушав эту историю, Джил совсем сникла. Анна родилась в Смоленске в 1970 году. Получив диплом инженера-авиамеханика, она в 1994 стала пилотом-инструктором, а в 2001 году была назначена капитаном грузопассажирского дирижабля «Лермонтов».

Наконец, Файбрас решил, что гостья утомилась и велел Агате подобрать ей жилье.

— Лучше в этом здании, — добавил он.

Агата возразила, что в доме правительства Пароландо уже нет свободных помещений; придется выделить госпоже Обреновой хижину неподалеку от жилища мисс Галбира и мистера Торна.

— Ну, ладно, — недовольно проворчал Файбрас, — потом мы что-нибудь здесь подыщем. А сейчас пойдемте вместе, Анна, а то вас пихнут на какую-нибудь помойку.

Джил совсем пала духом. На что же рассчитывать ей, если он так откровенно увивается вокруг этой русской? В голове у нее стали роиться всякие бредовые замыслы: может, похитить Анну и спрятать в потайном месте до отлета «Парсефаля»? Не отложит же Файбрас полет? И Джил Галбира станет его первым помощником… Ну, а если проделать эту операцию с самим Файбрасом? Тогда она возглавит команду…

Мысли путались, скакали, но грели душу. Впрочем, очнулась Джил, бесполезно предаваться фантазиям; она не вправе посягать ни на свободу, ни на достоинство других людей.

Следующая неделя запомнилась ей разбитыми в кровь костяшками пальцев и сорванным голосом; по вечерам ее охватывали приступы истерическом бешенства — плача навзрыд, она молотила кулаками по столу, не думая о том, что может привлечь внимание соседей. Она пыталась заставить себя смириться с неизбежным. В конце концов, ей не отказывают в праве участвовать в экспедиции; так ли важно, станет она первым помощником или нет? Ей хотелось бы обуздать гнев, подавить негодование и обиду, избавиться от гнетущего чувства неуверенности… О Боже, почему другие люди способны довольствоваться тем, что имеют!

Пискатор, видимо, разгадал ее состояние. Она нередко замечала обращенный на нее пристальный взгляд, но в ответ японец лишь улыбался и быстро отводил глаза. Конечно, он понимал все.

Прошло полгода; вылет «Парсефаля» был задержан, Файбрас неоднократно предлагал Обреновой переселиться поближе к нему; его намерения — как и явное безразличие Анны — ни для кого не были секретом.

— Рядом с ней вы в чем-то выигрываете и что-то теряете, — с кривой улыбочкой обратился он как-то к Джил. — Возможно, ей вообще не нужны мужчины. Вокруг нее вьется целая туча поклонников, а она холодна, словно Венера Милосская.

— Я уверена, что она не лесбиянка.

— Похоже, вы в этом хорошо разбираетесь? Ха-ха!

— Ну вас к черту! Вы же знаете — мои вкусы разнообразны.

— А вернее сказать — непостоянны, — бросил Файбрас ей вслед.

Несколько последних месяцев Джил прожила с Абелем Парком, красивым, стройным и неглупым юношей. Он был воспитан Рекой — одним из многих миллионов детей, умерших на Земле в пятилетнем возрасте. Абель не помнил ни страны, где он родился, ни родного языка. В этом мире его усыновила шотландская чета из семнадцатого века. В прошлой жизни его приемный отец, несмотря на бедность, сумел стать врачом в Эдинбурге.

Родителей Абеля убили, он отправился вниз по Реке и добрался до Пароландо. Юноша вызвал симпатию у Джил, и она пригласила его в свою хижину. Они прожили несколько месяцев в идиллическом согласии. Но его невежество ужасало Джил, и она принялась учить его всему — истории, философии, поэзии и даже арифметике. Он многое постигал легко, но, в конце концов, упрекнул свою подругу в высокомерии.

— Но я всего лишь хочу дать тебе знания, восполнить то, чего тебя лишила ранняя смерть.

— Да, однако, ты слишком нетерпелива и забываешь, что у меня нет никакой подготовки. Вещи, простые и естественные для тебя, меня сбивают с толка. — Он помолчал. — Ты какой-то воинствующий эрудит… просто… как это называется? — сноб!

Это ее поразило, и хотя Джил пыталась протестовать, в глубине души она понимала его правоту. В их отношениях уже ничего нельзя было изменить, и он ушел к другой женщине.

Джил убеждала себя, что ее бывший приятель заражен идеей мужского превосходства и не в силах воспринимать ее как равного партнера. Но вскоре ей стало ясно, что в этом лишь часть правды. Да, на подсознательном уровне она презирала его за невежество, за то, что он не мог сравняться с ней в интеллектуальном плане. Лишь сейчас она уловила подоплеку событий и, сожалея о случившемся, одновременно стыдилась его.

В дальнейшем она уже не прилагала усилий, чтобы сохранить распадавшиеся связи. Ее партнерами были и мужчины, и женщины, которые, подобно ей, стремились лишь снять напряжение плоти. Но внутренняя тревога нарастала, и Джил все больше нуждалась в постоянной привязанности.

Она обратила внимание, что ни один гость не переступал порог хижин Торна и Обреновой. В их отношениях с людьми не замечалось и следа того, что можно было бы истолковать как сексуальное влечение — даже случайных встреч на одну ночь.

По-видимому, Торну нравилось общество Обреновой; Джил часто являлась свидетелем их оживленных бесед. Возможно, он домогался ее любви, а она уклонялась, не желая становиться вынужденной заменой его первой жены?

За три дня до старта большого дирижабля состоялся праздник. Вдоль берега толкалась масса народа; стоял такой шум и гам, что Джил просидела весь день у себя в хижине. На следующее утро она направилась к небольшому озеру, чтобы порыбачить в покое и тишине. Часа через полтора за ее спиной послышались чьи-то шаги. Джил раздраженно обернулась и с облегчением перевела дух — это был Пискатор. Как обычно, он нес в руках удочку и большую плетеную корзину. Подойдя к ней, японец устроился рядом и протянул сигарету. Джил покачала головой. Они сидели молча, поглядывая на поверхность воды, которую едва рябил легкий ветерок.