Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но вы не деформированы.
– Конечно, деформирован. И у меня есть навязчивые идеи. Вы, наверное, заметили, как часто я говорю о лицедействе, об оригинальности, о драматической индивидуальности и о театральности в людях как о формах современных духовных стремлений. Все это без конца крутится у меня в голове. Передать вам не могу, как часто я думаю о Румковском – сумасшедшем «еврейском короле».
– Что это за человек?
– Видная фигура в Лодзи, крупном текстильном городе. Немцы, когда пришли, дали ему, этому Румковскому, власть. В среде беженцев его до сих пор часто обсуждают. Бывшего предпринимателя, директора сиротского приюта, сборщика денег на благотворительные нужды, плохого актера. Немолодого, шумного, продажного. В еврейской общине над ним неприязненно смеялись. Как слишком многие нынешние люди, он любил поиграть. Вы о нем слышали?
Нет, Лал не слышал.
– Тогда я вам немного расскажу. Нацисты дали ему должность – Judenältester[101]. Всех евреев согнали в гетто, которое превратилось в трудовой лагерь. Детей хватали и отправляли на уничтожение. Был голод. Умерших просто выносили на улицу и складывали у дороги, чтобы труповозка их забрала. И вот в этом кошмаре Румковский был королем. Он печатал деньги и марки со своим портретом. У него был собственный двор, при котором устраивались зрелища, разыгрывались пьесы. На церемониях Румковский появлялся в королевских одеждах. Ездил в сломанной карете прошлого века, изукрашенной позолоченными узорами. Тянула ее полудохлая белая кляча. Однажды он набрался храбрости и высказал несогласие с арестом и депортацией (то есть, попросту говоря, с убийством) своих советников. За это нацисты его избили и вышвырнули на улицу. Но на лодзинских евреев он наводил ужас. Для них он был диктатором, королем. Точнее, пародией на короля. Сумасшедшим монархом, который правил смертью пятисот тысяч людей. Возможно, он втайне рассчитывал, что хоть чьи-то жизни ему удастся сохранить. Возможно, смысл его безумных выходок был в том, чтобы развлечь или отвлечь немцев. Гротескное кривляние несостоявшейся индивидуальности, фальшивое гран-сеньорство, диктаторский абсурд, странная озлобленность против эволюции человеческого сознания – все это на каждом углу порождало ужасных, конвульсивно бьющихся клоунов. Те люди были довольны: в их программах убийства неизменно присутствовал юмор. Грубо обнажалась нелепость человеческих претензий, и даже сама человеческая личность выглядела как глупая шутка (мы все иногда так себя чувствуем). Важные персоны превращались в насекомых. Да, театр Румковского, очевидно, нравился немцам. Евреи и так были вычеркнуты из жизни, а то, что ими правил король-шут, унижало их еще сильнее – к удовольствию нацистов, которые любили кровавые фарсы в духе «Ubu roi»[102] и часто использовали патафизику как средство облегчения страха. На этом примере превосходно прослеживаются формы действенных проявлений освобожденного сознания, чье падение и унижение – праздник для убийц, переполненных кровавой ненавистью.
– Извините, – сказал доктор Лал, – я что-то потерял нить.
– Да, конечно, я выражаюсь не совсем ясно. Это все моя мания общения с самим собой. Если помните, в Библии Иов жалуется, что Бог требует от него слишком многого. «Опротивела мне жизнь, – говорит он. – Не вечно жить мне… Что такое человек, что Ты столько ценишь его и обращаешь на него внимание Твое, посещаешь его каждое утро, каждое мгновение испытываешь его? Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Ибо,