Погодите. Я расправила плечи. От дома Эшера до…

– Ты подвезла Эшера на спектакль?

Брин кивнула:

– Бедняга почти целый день мигренью мучился. Но за час до начала спросил, не подвезу ли я его. Джейс и Лондон к тому времени уже уехали гримироваться. А он был полусонный от лекарств и машину вести не мог. – Она пожала плечами. – Сказал, что это важно и ему нельзя не пойти.

Мое дыхание сбилось. Он пришел после приступа мигрени? Хотя уже видел выступление своей девушки?

– А-а. Понятно.

Она протянула мне провод:

– Найди его, ладно? В доме я уже смотрела, но он точно где-то здесь. А мне надо бежать. Завтра в семь утра репетиция, а у меня еще рандеву с массажным валиком.

Вместо того чтобы окуклиться в гостиной, я изменила курс и пошла туда, где можно было найти Эшера Флита, владельца зарядки, которую я держала в руках. И парня, который, пожалуй, не совсем здоров для вечеринки, но все равно на нее явился.

Задний двор у Джейса даже ночью выглядел как территория курортного отеля. Бассейн в тропическом стиле, с каменными валунами и гротом, был освещен темно-бирюзовым светом. Несколько человек сидели вокруг стола, в котором пылал камин. У стены тоже стояли ребята, они держали в руках соленые снеки и напитки, разбавленные, скорее всего, чем-нибудь покрепче из фляг, которые кто-то тайно принес с собой.

Огромный двор заворачивал за угол отделанного белой штукатуркой дома. Я тоже завернула и попала на большой боковой участок, где располагались зоны отдыха и детская площадка с турниками. Там и нашелся Эшер, сидел на качелях в полном одиночестве.

– А, привет. – Он улыбнулся, когда я подошла и взялась за толстую цепь вторых качелей. – Садись.

Умная и, как всегда, осторожная Дарси Джейн Уэллс бросила бы телефонный провод Эшеру, поблагодарила бы его за то, что пришел на спектакль, и вернулась бы в своих полных песка балетках в гостиную. К книгам.

Но, как выяснилось, я была не такой уж умной. Я шумно вздохнула и устроилась на черных резиновых качелях.

– Брин, – сказала я, протягивая ему провод.

– Спасибо. Как любезно с ее стороны. Мобильник скоро сдохнет. – Смотав провод, Эшер убрал его в карман оливкового бомбера.

Оттолкнувшись, я слегка качнулась:

– Часто сюда приходишь?

– Просто хотел немного поностальгировать. Когда мы с Эвери были маленькими, у нас тоже были качели. Я закрывал глаза и старался взлететь как можно выше.

Я улыбнулась его воспоминаниям, мысленно представляя его маленьким. Он бросил взгляд на дом:

– Мне бы следовало догадаться, что Джейс врубит басы. А после мигрени это как бы не очень. А сегодня был бы уже шестой день без мигрени и головокружения. Чуть-чуть не хватило.

Семь здоровых дней, чтобы полететь.

– Я сожалею. Наверное, тебе очень плохо.

– У меня это было уже столько раз, что я чувствую, когда они приближаются, как грозы. Тогда я стараюсь наглотаться лекарств и полежать. Так мне обычно удается вернуть себе часть дня. Если приступ не сильный. – Эшер обвел вокруг рукой. – Тишина и свежий воздух помогают.

– Но ты и на спектакле был. А там ярко освещенное помещение и шум аплодисментов.

Он улыбнулся, почти незаметно:

– Ты же знаешь, что у тебя здорово получилось, да?

Я оторвалась, воспарила, и меня с легкостью могло унести в то место, которое я могла посетить, но не могла назвать домом. Мой личный Нигдешний остров. Я остановила качели и, поставив носок одной ноги на землю, крепче сжала цепи.

– Спасибо. Просто старалась выдержать каждый акт. Ну, знаешь, пережить это.

Я сегодня целовалась с твоим лучшим другом.

Он взглянул мне в глаза:

– Ты не просто пережила это, ты отлично сыграла. Это правда было незабываемо. Ты лучше, чем Алисса. Я уже много лет хожу на спектакли Джейса и видел их за это время достаточно. Тебе не приходило в голову всерьез попробовать себя на сцене? Выучить роль тебе вообще ничего не стоит.

Я почувствовала, как мои щеки заливает розовый румянец, и поблагодарила ночь за темноту. Хоть ее и разбавлял свет ландшафтных фонарей, мы оба были серыми, как в немом кино.

– Не-а. И хотя кое-что мне сегодня на сцене и нравилось, в целом это не мое.

– Кем же ты тогда хочешь стать?

Я решила дать проверенный ответ:

– Хочу заниматься тем, что у меня лучше всего получается, – работать со словом. У меня неплохие шансы поступить в университет штата, а у них хорошая программа английского. Я прочитала очень много книг и хотела бы работать с людьми, которые их пишут.

– Редактором, что ли?

Я кивнула, он хмыкнул:

– Понятно, к чему это приведет. Досконально освоив это дело, ты начнешь не задумываясь редактировать и меня.

Я вздрогнула. Смогу ли я редактировать его, и себя, и… нас? Смогу ли я росчерком пера исправить захламленную рукопись? Вымарать Лондон. Отыскать свои слова-костыли, на которые опиралась годами, – накопительство, болезнь, невидимка, безотцовщина. Заменить их антиподами, антонимами: ясность, свобода, заслуживающая любви, дочь. Стоящая передо мной задача казалась невыполнимой.

– Дарси?

– Прости. Я слушаю.

– Хорошо. Но все-таки кто ты на самом деле?

Я лгунья. Хранительница секретов. Воровка.

– Кто я на самом деле? – повторила я так тихо, что голос заглушили даже отдаленные басы.

– Ну, ты не просто совокупность книг, которые читаешь. И даже не твои умопомрачительные способности. Что там, под всеми этими словами?

Каждый слог царапал мое сердце, оставляя шрамы.

– Я человек, который…

Эшер одобрительно наклонил голову. Я ничего не сказала. Не могла сказать. Но все же и не убежала. Я осталась сидеть на качелях. Эшер плотно сжал губы:

– Знаешь, я не многим рассказываю об аварии в деталях. И о том, чего я лишился. Куча приятелей знает общую картину, но они даже не представляют, как все на самом деле. Каково мне сейчас.

– Почему ты рассказал мне?

– Потому что ты… – Он замолчал, пожал плечами. – Понимаешь, когда ты рассказала мне о своем десятилетии, я почувствовал: ты знаешь, что такое разочарование. И потери. И знаешь лучше, чем наши с тобой ровесники. И я понял, что прав, когда ты посвятила меня в тайну об отце.

Я хотела было отвернуться, но Эшер взглядом остановил меня. В темноте казалось, что его глазницы пусты. Лицо – как контур черепа с костями.

– Но есть что-то еще помимо отца. Что с твоей мамой – ведь дело не только в кексах?