«Огибаем роддом, ищем дорожку… Ага, вот она! Теперь сюда…»

По случаю глубокой ночи в больничном парке светил один фонарь из трех, но, несмотря на темень, Олег сумел различить появившиеся неподалеку очертания «Малой Земли».

«Отлично!»

Молодой человек обошел оказавшийся на пути куст и…

В ночной тишине больничного парка резкое металлическое «клац!» прозвучало оглушительным выстрелом. От неожиданности Олег подпрыгнул – сердце екнуло, внутри похолодело – и резко обернулся.

– Кто здесь?

Гробовая тишина. Исчез даже далекий шум города, постоянный гул, ослабевший к ночи, но все равно ощущавшийся. Пропал.

Куда делся? Не могли ведь все машины одновременно остановиться?

Холод страха плавно вцепился во внутренности и теперь размышлял, куда идти дальше: в ноги или к голове?

Дрожащей рукой Олег вытащил из кармана джинсов мобильный телефон, надавил на первую попавшуюся клавишу и осветил место, откуда раздался звук.

В траве, разочарованно сомкнув челюсти, лежал медвежий капкан.

– … твою мать! – от всей перепуганной души выругался молодой человек. – Они что, спятили?

Медвежий капкан? Посреди больничного парка? В нынешнем, черт бы его драл, году от Рождества Христова?!

Капкан блеснул, нахально подтверждая: да, в нынешнем – Как-Ты-Его-Там-Назвал? – году, прямо здесь и сейчас. И был бы ты, паренек, менее внимательным, выл бы сейчас от боли.

– Что за шутки?

Морозец страха решил отправиться наверх, к голове, к центру паники. Молодой человек отпрянул назад, совершенно не подумав, что рядом может оказаться еще одна ловушка, хотел выругаться еще громче, но…

– Таким образом, альтернативное решение уравнения Кругеля-Данса полностью опровергает волновую теорию сингулярности и требует введения в финальный дифференциал второй переменной…

Олег хотел позвать прохожего, сообщить ему о капканах, но в последний момент сунул себе в рот кулак и крепко его прикусил, не позволяя звукам вырваться на свободу.

«Меня не должны видеть!»

– В свою очередь, вторая переменная не позволяет очерчивать геометрически правильный круг Кузькина, что приводит к необходимости пересмотра траектории движения объекта в сторону эллипса…

По дорожке шел усатый мужчина в спецовке со множеством накладных карманов. Его голову украшала шахтерская каска, включенного фонарика которой вполне хватало для чтения книги. Во второй руке мужчина мял бутерброд.

– …что, в свою очередь, противоречит векторной концепции текучести. – Усатый прервал чтение и задумчиво почесал подбородок: – Что же они хотели этим сказать? – Судя по всему, прочитанное его изрядно расстроило. – Это получается, что движение в агрессивных средах псу под хвост? А как же экспериментальные данные?! Как же доказательство от противного? Кто мне ответит, а? – Мужчина размахнулся и швырнул книгу в кусты. – Ученые, мля! Развелось очкариков, как собак нерезаных! Каждая пиявка норовит свой закон открыть! Вписать свое … имя в скрижали Вселенной!

Запустив вслед за книгой и бутерброд, мужчина развернулся и зашагал прочь, на ходу размахивая каской, отчего луч света причудливо вертелся по спящим в ночи деревьям, добивая до самых макушек.

Искать загадочную книгу, доказавшую ошибочность векторной концепции текучести, Олег не стал. Он попятился назад и через пару шагов уперся… Не поворачиваясь, молодой человек осторожно пощупал часть того, во что уперся, а затем, не поверив левой руке, резко развернулся.

Перед ним стоял «ГАЗ М-20» «Победа».

Ухоженный, как чихуахуа Пэрис Хилтон. Блестящий, белоснежный, с тонированными стеклами и… Олег наклонился, поднес поближе телефон и окончательно убедился в том, что те части, которые у обычной «Победы» хромировались, у этой оказались позолоченными.

«Что же такое?»

Стекла окон темнее ночи, но одно чуть приоткрыто, пропуская внутрь свежий ночной воздух, и Олег, превозмогая страх, осторожно заглянул в щелочку.

– Витя, я чувствую, что ты меня обманешь, – промурлыкала девушка.

– Но ведь не сегодня, моя хорошая.

– Да, наверное, не сегодня.

– Тогда зачем об этом говорить?

Кожаные автомобильные сиденья разложены, превратив салон в удобный черный диван, на котором возлежали широкоплечий мускулистый мужчина лет двадцати пяти и светловолосая кудрявая девушка. Одежда любовников в беспорядке валялась в районе приборной панели, с баранки руля, к примеру, свисал игривый лифчик.

– Витя, за нами подглядывают, – хихикнула девушка.

– А что ему еще остается? – пробурчал мужчина, лаская упругую грудь подружки.

– Не хочешь выйти и накостылять?

– Пусть завидует.

Залившийся краской Олег торопливо отбежал от машины.

– Черт! Это больница или…

Он недоговорил.

Кусты неожиданно закончились, и молодой человек оказался… нет, не на асфальтовой дорожке больничного парка. А в чистом поле.

Перед ним, примерно в двухстах саженях, на пригорке, под звездным небом, изредка освещаемый беззвучно падающими молниями стоял старинный дом, который в Михайловской больнице отчего-то называли «Малой Землей».

Никаких дорожек, никаких других зданий, никакой Москвы. Только аккуратно подстриженная трава и гранитный камень под самым носом. Олег вытер мокрое от дождя лицо, наклонился и прочитал:

«Олег Николаевич Часовщиков. 1980–2263. Изобретателю машины времени от благодарных предков».

Физиономия на керамике не оставляла сомнений в том, что придумать фантастическое устройство предстояло именно ему. Правда, особой гордости Олег не испытал.

– Не может быть.

Дождь усилился. Футболка и джинсы промокли насквозь. В кроссовках хлюпало.

– Две тысячи двести шестьдесят третий год?

– Поклониться пришел, милок?

Из пелены дождя вынырнул высокий белобрысый парень, несущий на плечах бесчувственное тело черноволосого приятеля.

– К нему многие ходят. Иные даже камень целуют, чтобы, значит, осенить себя благословлением. Великий человек, одно слово.

– Давно умер? – сглотнув, спросил Олег.

– Ты чего, безграмотный? – удивился белобрысый и поправил съехавшую на глаза бейсболку с надписью: «Пиццерия „Малая Земля“. Круглосуточно». – Читать не умеешь? Не умер еще.

У Олега отлегло от сердца.

Тем временем парень провел нехитрые вычисления и закончил:

– Через двести пятьдесят восемь годков сдохнет. Раньше никак не получится. Чтобы, значит, не случилось никакого парсека.

– Парадокса, – пробормотало бесчувственное тело.