Цепь батальона уже у окраинных огородов, где были гитлеровцы. Яростные очереди наших и вражеских автоматов и пулеметов, хлопки ручных гранат, то там, то здесь крики «ура!» — это наши десантники штурмуют вражескую оборону. Оглядываюсь назад, мои пушки с упряжками тут же вблизи цепи батальона, мчатся сколько хватает сил лошадям. Кулаком погрозил старшему офицеру, он разводит руками — азарт боя не удержал на месте ни солдат, ни лошадей. Послал разведчика, приказал старшему офицеру быстрее укрыть упряжки вместе с орудиями у ближайших домов, которые уже взяты батальоном. Для моей батареи пока серьезной работы нет. Но держу всех в готовности немедленно развернуться и поддержать огнем действия батальона.

Постепенно бой в селе стихает, противник не выдержал нашей дружной и яростной атаки и уходит, прикрываясь окраинными домами и деревьями. Батальон расположился в центре села и на дальней его окраине. Наскоро подводят итоги боя, оказывают первую помощь раненым, убитых как будто нет. Кухня вскоре начинает выдавать завтрак — обычная жизнь фронтовая, бой боем, а подкрепиться надо.

Моя батарея на ближней окраине села тоже расположилась на завтрак. У нас кухни нет, только сухой паек, но находчивые солдаты уже разжились из батальонной кухни горячей едой, принесли и мне.

Наскоро перекусив, выхожу из села. Правее нас за селом гряда высот, что там — не видно, надо посмотреть. Поднялся на гребень высоты: впереди пашни, холмы, кое-где деревья, посадки, вдали в дымке виднеется небольшое село. До него километра три. Всматриваюсь в бинокль и вдруг вижу цепь солдат, двигающихся от села в нашу сторону. До них метров 800–900. Что за цепь, чья, рассмотреть трудно. Лег на землю, внимательно в бинокль всматриваюсь. По очертанию касок на голове у солдат понял — немцы. Отбежал в сторону, лег на землю, у меня с собой все тот же трофейный немецкий пулемет. Прицелился, даю очередь по далекой еще цепи. Солдаты попадали на землю, значит, достал. Но вскоре офицер поднял цепь, и она вновь перебежками начала двигаться в нашу сторону. Даю еще несколько очередей. Справа от меня, в метрах ста, фонтан земли — разрыв вражеской мины, — а затем еще два разрыва: один впереди, другой сзади. Значит, попал в артиллерийскую «вилку», следующая мина — моя. Быстро убегаю в сторону. Успел преодолеть метров 25–30, как на том месте, где я лежал, снова фонтан земли — разрыв мины. Вскакиваю и бегу назад к селу, где стоит моя батарея. Я не своим делом занялся, у меня батарея, и я — ее командир, но юношеский азарт и тут толкнул меня на то, что мне следовало делать. Но раздумывать некогда. Послал разведчика сообщить командиру батальона о противнике.

Вскоре батальон и моя батарея двинулись вперед. Нам нельзя ввязываться в бой на этом рубеже. Бессонная ночь и усталость давят, но надо выдержать, и солдаты, хорошо понимая это, делают все, чтобы выполнить задачу. Часа три или четыре наступаем почти без остановок. Только иногда то в одном, то в другом месте вспыхивают короткие, яростные стычки с отдельными группами врага. Он, очевидно, потерял нас из виду или не имеет достаточных сил в этом районе, чтобы преградить нам путь. Но пусть об этом у противника болит голова, а нам надо выполнить свою задачу.

Вскоре вдали показался железнодорожный мост через реку. До него с километр. Это наша главная цель. Батальон и моя батарея с максимально возможной для нас скоростью идут к мосту. Ширина реки Нитр в этом месте метров 150–200, течение очень быстрое, до гор километра три-четыре, и скорость течения как в горной реке.

Короткая вспышка боя с небольшой группой противника, охранявшей мост, — и он в наших руках. Командир батальона организовывает оборону. Моя батарея занимает позицию в боевых порядках отряда. Солдаты орудийных расчетов окапываются. Надо вырыть окопы для пушек, ровики для укрытия расчетов и т. д. Работы хватает, но все хорошо знают, что цена этой работы — жизнь. При налете вражеской авиации или бое с наземными силами без окопа верная гибель. Никого убеждать или подгонять не приходится.

Получилось так, что события, о которых я сейчас пишу, происходили ровно пятьдесят лет назад. Сегодня 4 апреля 1995 года. Конечно, многие детали тех боев уже забылись и их, очевидно, не вспомнить. Да это и не важно. Главное в том, что мы тогда, действуя в тылу противника, свою задачу выполнили — мост захватили невредимым и удерживали его до подхода своих войск.

Наш рейд по немецким тылам, очевидно, сыграл немаловажную роль. Во всяком случае, в полосе наступления нашей дивизии противник начал поспешно отходить. Вскоре наш отряд влился в состав главных сил дивизии, и мы вместе со всеми продолжали наступление по территории Чехословакии, теперь уже в направлении на северо-запад, на Прагу.

Начало апреля 1945 года. Погода мерзкая, часто идут нудные, холодные дожди. Одежда промокла, обсушиться некогда, да и негде, особенно по ночам. Днем враг отходит почти без боя, оставляя одно село за другим. Но на ночь гитлеровцы останавливаются в населенных пунктах, организуют оборону и сопротивляются с таким упорством, что «выкурить» их оттуда без серьезного боя невозможно. А в батальонах людей, или, как принято говорить в армейской середе, «активных штыков», кот наплакал. У меня в батарее больше солдат, чем в батальоне, который я поддерживаю. Вот и приходится на ночь останавливаться в поле, перед деревней, занятой противником, и мерзнуть всю ночь, да зачастую еще под холодным дождем.

5 или 6 апреля 1945 года, к вечеру, подходим к большому селу, которое раскинулось по берегам неширокой речки. Весь день идет дождь. Шинели набухли от влаги, грунт раскис, мы все в грязи с ног до головы. Наступаем вдоль асфальтовой дороги. Пехота наша бредет по обеим обочинам. Мои орудия двигаются в километре позади. Вскоре загремели разрывы вражеских мин то справа, то слева от шоссе. Батальон развертывается в боевой порядок — редкая цепь солдат, нещадно ругающихся в адрес немцев, потому что надо брести по раскисшей пашне. Судя по всему, неприятель намерен нас остановить на подступах к селу. Во всяком случае, без серьезного боя за село не обойтись.

Указываю старшему офицеру место огневой позиции батареи, а сам с разведчиками и связистами двигаюсь вместе с батальоном. Пехотинцы устали так, что даже от разрывов вражеских мин не убегают, а падают в грязь и лежат, пока просвистят осколки. Усталость, апатия, будь что будет — знакомое состояние насмерть уставшего человека. Мне немного легче, какую-то часть пути я ехал на лошади, но сейчас, когда противник затеял минометный обстрел, пришлось спешиться. Как только батальон заляжет на ночь, надо выбрать наблюдательный пункт, протянуть телефонную связь с батареей и подготовиться к ведению огня. Утром батальон надо поддержать своим огнем из орудий.

Судя по разрывам вражеских мин, неприятель нас не видит и ведет огонь наугад, предупреждая, что сегодня на ночь он закрепился в селе и до утра не намерен его покидать. Да и что можно увидеть в этой мгле: моросящий мелкий дождь и дымка, видимость метров 200–250.

Продвинулись вперед еще километра на полтора. Когда мины с угрожающим шипением начали падать поблизости, нам приходится бросаться в придорожный кювет, полный воды и грязи, проклиная все на свете.