Над комодом висело зеркало, в его дешевую «деревянную» раму были воткнуты всякие корешки билетов, фотографии и другой хлам, и, когда он шагнул вперед и увидел свое отражение, ему захотелось выругаться.

Да, все по-прежнему. Он все еще смотрел на лицо с синяками.

Конечно, в этот раз их наставил не его отец.

Вин подошел к окну, и, когда открыл его, чтобы впустить свежий воздух, ему захотелось поговорить. Что он и сделал.

– Знаешь, первое наше с Девиной свидание я устроил в Монреале. Оформил ей перелет на своем самолете, и мы остановились в многоэтажном номере в отеле Ритц-Карлтон. Она была впечатлена настолько, насколько я этого добивался, но даже сегодня она не знает, откуда я родом. По большей части, это мой выбор, но дело в том, что ее никогда не интересовало прошлое. Она никогда не спрашивала о моих родителях после того, как я рассказал, что они оба мертвы, и я никогда не затевал этот разговор. – Он развернулся. – Я собирался жениться на ней. Даже кольцо купил…и, представь себе, сегодня она нашла бриллиант.

– О… Боже.

– Как вовремя, да? После того, как Джим меня подвез, я поднялся к себе, открыл дверь, а там она, вся взволнованная, держит в руке коробочку.

Мария-Тереза прикрыла рот рукой.

– И что ты сделал?

Вин отошел от окна и сел на кровать. Когда от нее поднялась пыль, он скорчил гримасу, встал и взял в руки одеяло.

– Погоди минуту.

Выйдя в коридор, он встряхнул покрывало, отвернувшись от облака. Когда пыли на нем стало поменьше, Вин вернулся в комнату, застелил им голый матрас, и снова сел.

– Что я сделал… – пробормотал он. – Ну, я отцепил ее руки от своей шеи и отступил на шаг. Сказал, что не смогу жениться на ней, что сделал ошибку и что мне жаль.

Мария-Тереза подошла и села рядом.

– Что она ответила?

– Она восприняла все с ледяным спокойствием. Что не было бы удивительно, если б ты ее знала. Я сказал, что она может оставить кольцо себе, и та поднялась с ним наверх. Минут через пятнадцать вернулась с вещами. Сказала, что скоро заберет остальное и тогда оставит ключи. Она была ничуть не расстроена и держала себя в руках. Понимаешь, она не казалась удивленной. Я не был в нее влюблен, никогда не был, и она это знала.

Вин пододвинулся так, что смог облокотиться на стену. Из вентиляционного отверстия наверху на его лицо дул теплый воздух, уравновешивавший поток холодного и свежего, льющегося из окна.

Чуть погодя, Мария-Тереза последовала его примеру, только она подогнула ноги и обхватила колени руками.

– Надеюсь, ты не против, если я спрошу… но если ты не любил ее, зачем тогда купил кольцо?

– Всего лишь очередная приобретенная вещь. Как и она. – Он взглянул на нее. – Я не горжусь этим, кстати. Мне просто было плевать, до…

– До?

Он отвернулся от нее.

– До настоящего времени.

Воцарилась тишина, воздух из двух источников смешался, горячий и холодный слились, создавая уютную температуру.

– Моего сына зовут Робби, – внезапно сказала она.

Повернувшись к ней, он увидел, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

– Это не обязательно должна быть «услуга за услугу», – прошептал он. – Только лишь потому, что я тебе что-то рассказываю, не значит, что ты должна отвечать тем же.

Она слегка улыбнулась.

– Знаю. Просто… я не привыкла к разговорам.

– Как и я.

Она осмотрела комнату и задержала взгляд на открытой двери.

– Твои родители часто спорили?

– Все время.

– Они… сильно ссорились? В смысле, за рамки слов выходило… ну, ты понял.

– Ага. Большую часть времени лицо моей матери походило на тест Роршаха… хотя она не хило давала сдачи… но это ни в коем случае не извиняло побои отца. – Вин покачал головой. – Не важно, насколько все дерьмово, мужчина никогда, никогда не должен поднимать на женщину руку.

Мария-Тереза опустила голову на колени и посмотрела на него.

– Некоторые мужчины эту философию не разделяют. И некоторые женщины не дают сдачи, как твоя мать.

Когда по комнате прокатился рык, она с удивлением выпрямилась… убеждаясь, что низкий, угрожающий звук исходил от Вина.

– Скажи, что ты не по своему опыту это знаешь, – мрачно произнес Вин.

– О, нет, – быстро ответила она. – Но от замужества было тяжело избавиться. Когда я объявила своему теперь уже бывшему мужу, что ухожу от него, он забрал нашего сына и колесил по всей стране. Я не знала, где мой ребенок, или что с ним происходит… в течение трех месяцев. Три месяца, частный детектив, затем адвокаты, чтобы освободиться от уз брака и от него. Все, что я сделала, было только ради того, чтобы убедиться, что мой сын находился и до сих пор находится в безопасности.

Теперь картина проясняется, подумал Вин. И он был рад, что как бы плохо все ни было, побоям она не подвергалась.

– Должно быть, это стоило кучу денег.

Она кивнула и снова опустила голову.

– Мой бывший во многом был похож на тебя. Очень богатый, влиятельный… симпатичный.

Ладно… вот дерьмо. Прекрасно, что она находила его привлекательным, но ему не нравилось, куда это неизбежно приведет. Как он мог убедить ее, что он не…

– Марк бы никогда ничего подобного не сделал, – тихо сказала она. – Он бы никогда не позволил себе так… открыться. Спасибо тебе за это… Знаешь, в каком-то смысле это самая милая вещь, которую мужчина когда-либо делал для меня.

Вин поднял руку, очень медленно, чтобы она знала, где именно та находилась. И когда он поднес ладонь к ее лицу, дал девушке достаточно времени, чтобы отодвинуться. Чего она не сделала. А просто встретила и выдержала его взгляд.

Секунды переросли в минуты, и никто из них не отвернулся.

Тишина нарастала, и Вин наклонился, ее рот приоткрылся, а голова поднялась с коленей, будто она хотела встретить его губы так же сильно, как и он ее.

Но в последнюю секунду он поцеловал ее в лоб. А затем притянул в свои объятия, ближе прижимая к себе. Ее голова лежала у него на груди, а он медленно большими кругами водил ладонью по ее спине. Дрожь, которой она ответила на это, оказалась капитуляцией более полной, основательной, интимной, чем, если бы она предложила ему себя для секса. Вин принял дар ее доверия с тем почтением, которого тот заслуживал.

Легко коснувшись подбородком ее макушки, Вин посмотрел на другой конец комнаты… и нашел ответ на вопрос, которым задавался с тех самых пор, как впервые увидел ее.

В рамку от зеркала среди прочей ерунды было воткнуто изображение Мадонны на старой открытке. Там у нее угольно-черные волосы и ярко-голубые глаза, она была неописуемо прекрасна, ее лицо опущено вниз, над головой золотой ореол, а воздух вокруг нее светился.