class="p1">Хосе, конечно, прекрасно все понимал, ему просто не хотелось об этом размышлять.

Теперь, когда у нас была машина, в выходные мы могли свободно колесить по пустыне, и это был действительно совершенно новый, ни на что не похожий опыт. Но по будням Хосе, вопреки своему обещанию, узурпировал машину на целый день и ездил на ней на работу, а мне по-прежнему приходилось под палящим солнцем ходить в поселок пешком. Мы все время препирались из-за того, кому достанется машина. Иногда Хосе уезжал потихоньку на рассвете, я выскакивала на улицу в одной ночной рубашке и гналась за ним, но было уже поздно.

Соседские ребятишки, с которыми я подружилась первой, увидев, в какого зазнавалу превратился Хосе, с каким апломбом он ездит туда-сюда, как лихо дает задний ход и выделывает всякие виражи, словно клоун в цирке, теперь всей оравой подобострастно ходили за ним.

Больше всего на свете я не люблю цирковых шутов, смотреть на них противно. На всех без исключения.

Как-то вечером я услышала скрежет тормозов: Хосе вернулся домой с работы. Я ждала, что он вот-вот войдет, но он взял и снова куда-то укатил.

Явился он лишь в одиннадцатом часу, весь перепачканный в грязи.

– Где ты был? – возмущенно спросила я. – Еда давно остыла!

– Гулять ходил! – ухмыльнулся он в ответ.

И пошел в душ, насвистывая, как ни в чем не бывало.

Я выбежала проверить машину. На первый взгляд она была цела и невредима. Но стоило открыть дверцу, как изнутри донесся специфический запах. Я обнаружила, что переднее сиденье измазано соплями, на заднем было мокрое пятно от мочи, на окнах – отпечатки маленьких рук, пол усыпан крошками от печенья, в общем, полное светопреставление.

– Хосе, ты что, луна-парк открыл? – сердито крикнула я ему, встав у двери ванной. Изнутри раздавался веселый звук бегущей воды.

– О чем вы, Холмс?

– Какой еще Холмс? – заорала я. – Что ты сделал с машиной?

Хосе сильней пустил воду, притворяясь, что не слышит.

– Ты что, этих маленьких грязнуль кататься возил? А ну, говори!

– Ха-ха! Их было одиннадцать! Даже маленький Халифа втиснулся.

– Я пойду отмывать машину, а ты ешь давай. Отныне будем ездить по очереди – неделю ты, неделю я. Надо же совесть иметь.

Попался, голубчик! Как удачно я ввернула вопрос о том, кому и когда ее водить!

– Ладно, твоя взяла.

– Раз и навсегда! По рукам? – не успокаивалась я.

Он высунул из ванной свою мокрую башку и скорчил устрашающую гримасу.

Хоть я и заполучила машину, ездить на ней было особо некуда, разве что покататься с утра вокруг почты. Затем я возвращалась домой, стирала, гладила, убирала, занималась повседневными домашними делами, а около трех часов дня переодевалась во что-нибудь приличное, укладывала на раскаленный руль влажное полотенце, а на сиденье – две толстых книжки. Лишь теперь, когда солнце палило так, что становилось дурно, наступал момент, которого я дожидалась весь день.

Городскому жителю такое развлечение может показаться скучным и бессмысленным, но, чем томиться одной в четырех стенах, лучше уж прокатиться на машине по дикой пустыне. Другого выбора, в общем-то, и не было.

Вдоль узкой асфальтированной дороги протяженностью около ста километров разбросаны шатры. Если какому-то их жителю нужно в поселок по делам, ему придется весь день тащиться пешком. Бесконечный, вздымающийся волнами песок – вот настоящий хозяин этих мест. А люди, пытающиеся здесь выжить, – всего лишь смешанные с песком мелкие камешки.

Когда едешь по этой почти зловещей в послеполуденной тиши пустыне, трудно не поддаться чувству одиночества. Но ничто не освобождает так, как знание: во всей этой невообразимо огромной пустоте ты – одна-одинешенька.

Время от времени на горизонте возникает едва заметная черная точка. Я непроизвольно замедляю ход. Какой крохотной и хрупкой кажется эта фигурка под огромным куполом небосвода! Каждый раз сердце мое не выдерживает, и я, высоко подняв голову, мчусь на всех парах, поднимая за собой облако пыли, пока не настигаю еле бредущего бедолагу.

Стараясь не спугнуть странника, я сначала проезжаю мимо, потом останавливаюсь, опускаю боковое стекло и машу ему рукой:

– Садитесь, я вас подвезу.

Всякий раз я встречаю робкий и смущенный взгляд, и всякий раз это оказывается старик с мешком муки или зерна на плече.

– Не бойтесь! Садитесь, жарко же!

Выходя из машины, мои пассажиры всегда почтительно меня благодарят. Даже отъехав на приличное расстояние, я все еще вижу, как эти смиренные жители пустыни машут мне, стоя под широченным небом. Я часто бываю растрогана тем, как они смотрят на меня, выходя из машины. Как просты эти люди, как сердечны!

Однажды, отъехав километров на тридцать от поселка, я увидела впереди старика, тащившего за собой на привязи большую козу. Он с трудом ковылял вдоль дороги, ветер раздувал его длинные одежды, словно парус, сильно затрудняя движение.

Я остановила машину и крикнула:

– Сахби («друг»)! Садитесь в машину!

– А как же коза? – сконфузившись, тихо спросил старик и крепко ухватил свою козу.

– Садитесь с козой!

Мы запихнули козу на заднее сиденье, а ее хозяин сел рядом со мной. Всю дорогу коза тяжело дышала мне в шею, отчего мне было невыносимо щекотно. Я нажала на газ, чтобы поскорей доставить эту парочку к их убогому шатру. Выйдя из машины, старик с силой сжал мою руку, бормоча беззубым ртом бессвязные слова благодарности, и все никак меня не отпускал.

Я рассмеялась и сказала:

– Не благодарите, лучше заберите поскорей вашу козу! Она жует мои волосы, думая, что это трава!

– Полная машина козьего помета! А сама ругалась на меня из-за детей! Убирай теперь!

Не успели мы подъехать к дому, как Хосе выскочил из машины и вбежал внутрь. Я, сдерживая смех, пошла за ним, взяла веник, собрала козий помет и разложила его по цветочным горшкам для удобрения. Кто скажет, что от моих случайных пассажиров нет никакого проку?

График работы Хосе время от времени менялся, и порой ему приходилось трудиться с двух до десяти. В такие дни, чтобы откатать свою сотню километров, я выезжала вместе с ним в половине двенадцатого, отвозила его на службу, а потом возвращалась.

В сезон свирепых песчаных бурь в полуденное время стояла жгучая жара, а небо закрывала желтая пыль. Я задыхалась от кашля; легкие болели так, будто в них песку насыпали. Видимость была нулевая, машину болтало, как корабль, попавший в шторм. Подымавшийся со всех сторон песок дождем обрушивался на капот с оглушительным грохотом.

В один из таких дней, отвезя Хосе на работу,