– Ваша честь, истцы подписали бланки согласия, в которых сформулированы все надлежащие замечания и предупреждения.

– Ваша честь, – парировал Лу, – руководство трех алабамских клиник дало письменные показания, в которых утверждается, что в этих учреждениях не было обязательной процедуры предоставления ознакомительных документов. Обвинение полагает, что особенно широко экспериментальные лекарства применяются в тех случаях, когда пациентов можно квалифицировать как малоимущих.

Я выпрямилась. Показания помогали добыть медсестры. Пока наш вклад ограничивался только этим. Но нам понадобятся и другие свидетели. Информации по трем медицинским учреждениям вряд ли хватит. В Монтгомерской клинике, и мы это знали не понаслышке, о рисках приема «Депо» пациенток предупреждали устно, а то и не предупреждали вообще.

Адвокат защиты фыркнул.

– Ваша честь, перед правительством США все граждане равны. Обвинения в предвзятости против бедных недоказуемы и смехотворны. Не говоря уже о том, что пациенты имели возможность запросить ознакомительные документы.

– Не вижу ничего смехотворного, а насчет доказуемости я бы поспорил.

– Прекратите, пока я не обвинил вас обоих в неуважении к суду. Второго предупреждения не будет.

Запросить документы? Этот человек явно живет в сказочном мире. И как ему хватает наглости говорить, что перед правительством все равны! Видимо, он решил забыть про эксперимент в Таскиги.

Я начала понимать стратегию Лу. Сперва он докажет, что в федеральных клиниках пациенткам давали «Депо» без информированного согласия. Затем перейдет к проблеме стерилизаций и продемонстрирует, что это лишь часть глобальной системы злоупотреблений.

План мне понравился. Но Лу придется обосновать свои доводы перед судом, и я уже с уверенностью могла сказать, что сделать это будет непросто.

* * *

Начался учебный год, а вместе с ним и футбольный сезон. Я всегда любила Сентенниал-хилл в это время. Когда листья желтели, на плитах томились персики, а во дворах расцветали камелии, город становился невероятно красивым. Люди сидели на верандах и махали проезжающим мимо машинам. Мужчины в шляпах неторопливо шли в магазин за колой. Из фургонов с мороженым звучала музыка. Дети на улицах играли в стикбол[33]. Почтальон, помня, что ты ждешь вестей от приболевшей кузины, стучался в дверь и отдавал письмо лично в руки. Для всего мира Монтгомери был колыбелью Юга. Для меня он был домом.

Конечно, имелась у Монтгомери и темная сторона. Знакомство с Уильямсами напомнило мне о ней. В моем кругу людям служило броней их образование, профессия и способность заявлять о своей позиции, тогда как черные бедняки либо голодали, либо терпели унижения от начальников, извлекавших выгоду из их шаткого положения. Многие черные до сих пор жили в крошечных прострельных домах[34] с удобствами на улице. Ни один из нас не состоял в муниципальном совете, и даже мысль, что в обозримом будущем мэром сможет стать чернокожий, казалась нелепой и невозможной.

Особенно плохо обстояли дела в сельской местности. Люди ютились в полуразвалившихся хибарах, еле сводя концы с концами. Дети бегали босиком, поскольку вырастали из старой обуви, часто недоедали, пусть родители и вкалывали, выращивая съедобные культуры. Эрика рассказала мне, что на прошлое Рождество папа подарил им с Индией авоську клементинов. Они так объелись этими сладкими фруктами, что у них разболелись животы.

Осенью 1973 года я только и думала, что о таких семьях, как Уильямсы. Думала о них, когда шла на рынок, брала книги в библиотеке, заправляла машину. Я старалась не расклеиваться, поскольку судебный процесс шел полным ходом, надо было сохранять спокойствие, но на душе в те дни было мрачно.

Лу трудился без устали. Уверена, что он часто засыпал прямо в одежде, а то и не ложился вовсе. Его жена работала в Сельме, и никто из нас ни разу ее не видел. Я боялась, что, забывая о жене, он ставит свой брак под удар, но всякий раз, наткнувшись на решительный взгляд, не смела лезть с советами.

По воскресеньям, после церкви, я учила Мэйса читать. Мы занимались в гостиной, пока девочки играли на улице, а миссис Уильямс готовила ужин. Мэйс делал успехи. Местная библиотекарша помогла мне подобрать для него книги. Историй, в которых фигурируют черные герои, я отыскала немного, поэтому выбирала книги о животных – наподобие «Рыбки Свимми» Лео Лионни. Не желая корпеть на курсах по обучению грамоте, Мэйс спокойно относился к тому, чтобы его поправляла я. «Ну, давай дальше», – просил он, полный энтузиазма. Мы сидели так близко, что когда он проговаривал буквы, я чувствовала тепло его дыхания.

Однажды во время урока миссис Уильямс что-то бросила в кипящее масло, и из кухни донеслось громкое шипение. Мэйс вдруг подался ко мне и поцеловал. Я удивилась, но не слишком, была уже готова к такому. Несколько месяцев нас тянуло друг к другу, и наконец мы поддались влечению. С ним все было иначе, чем с Таем. Мэйс целовал напористо, прижимал меня к себе так крепко, будто мы вместе последний раз. Он был даже слегка груб, но, честно говоря, меня это только распаляло. Тай был нежнее, пытливее, куда внимательнее к моим ощущениям.

И дело не только в том, что Мэйс был на десять лет меня старше. Он отличался от всех знакомых мне мужчин. С кухни донеслось жужжание миксера, и мы придвинулись ближе друг к другу. Когда миссис Уильямс открыла окно и что-то крикнула соседке, Мэйс обнял меня. Я мысленно повторяла: Сивил, держи себя в руках. И бог знает как, но убедила себя, что контролирую ситуацию.

Через какое-то время миссис Уильямс вошла в гостиную и села с вязанием в кресло. Мы продолжали урок, будто ничего не случилось, но я чувствовала, что она внимательно слушает. Я смущенно предложила научить чтению и ее, но миссис Уильямс отказалась, сказала, что ей достаточно слушать нас.

39

Долгое время папа не спрашивал, почему я не ищу новую работу, и не упрекал меня в одержимости делом Уильямсов. Каждое утро я просыпалась и собиралась в суд, как на службу. Я чередовала три темные юбки и свитера – вещи, в которых, как считалось, не стыдно появиться перед судьей. После обеда иногда забирала девочек, спрашивала Эрику, нужно ли ей что-нибудь купить для учебы и как дела у ее подруг. Индия, похоже, полюбила новую школу – правда, судить об этом можно было только по широченной улыбке, с которой она забиралась в машину. Кто-то анонимно прислал в контору Лу деньги для Мэйса, тот купил на них новый карбюратор для своего старенького пикапа и теперь по утрам мог сам отвозить девочек в школу.

Наступила